— И где начальство вообще?
— Да где ему быть, как не на речке! Карлыча будто не знаете… Как всегда, русалку удит!..
— Тю! У гхòвнах! У Профкомыча! По-за баней!!! — толстяк Ботва, тыча пальцем в Чарушиху, хохотал до упаду поочерёдно над ухом каждой из баб, пока не охрип. Но тут в освещённый круг ворвалась невесть откуда взявшаяся грязная жирная свинья, и, ухватив с крыльца руку с татуировкой «Аврора», уволокла её в сплошную темь. Из кустов раздалось мерзкое чавканье. Опупевший от такого свинства народ безмолвствовал…
Луна вспыхивала в струях неторопливой речки, что из века в век влачила свой путь по странно-петляющей траектории — вокруг церкви на холме куда-то во мрак беспросветных «Дерендяевых болот». Рыболовы удили, медитативно уставя взор в тающую даль заката…
— Викентий Карлович!
— Да, батюшка?
— Вы обещали — и я вас ловлю на слове. Каждого задержанного я могу перед первым допросом исповедовать. Так или нет?
— И тайна исповеди, согласно указу Святейшего Синода…
— Ах, ваше благородие, ну как не совестно! Времена же изменились, когда это было…
— Молчу, молчу, Георгий Аполлонович. Только как ни крути — кесарю кесарево… Мы ведь с вами, некоторым образом, в одной лодке?…
— Викентий Карлович! — священнослужитель, наклонясь к самому уху начальника полиции, тревожно шепнул:
— Ах, подполковник! Я согласен, помилуйте, но… У вас клюёт!
Их благородие, почувствовав, что леса действительно натянулась струной, подсёк умело. На том конце заходило что-то уж слишком мощно даже для апрельского нерестующего сазана.
— Подсак давай!.. Нет, брось… Багор! Тоже отставить! — Свинтидзе вдруг спрыгнул в воду и побежал, сгорбившись, в чём был вглубь реки следом за звенящей лесой. Вскоре он потерял грунт под сапогами и поплыл.
— Карлыч, что там?!
— Блу-блу-мгу-русалка! — раздалось с глубины. Дальше были одни беззвучные пузыри.
— Викентий Карлович! — заметался в подряснике по песчаному берегу поп. — Ваше благородие! Лю-ю-д-и-и-е!!! — но никто не откликнулся из жителей — лишь Луна бессмысленно отражала рябь поверх мутящейся водоворотами речной глубины… «Объяли меня воды до души моей… Аминь, Господня воля… А может, всё и к лучшему? Один Ганешин теперь остался из перебежчиков…».
… Левин открыл глаза и не сразу понял, где он. За окном сквозь железную решётку виднелась непроглядная апрельская ночь. Во сне он только что летал, между делом абсолютно свободно проникая сквозь стены. А здесь, в камере, только и мог, что сесть на койке, свесив ноги, и обхватить припухшее со сна лицо ладонями. В таком состоянии прошло некоторое время. Потом из коридора раздались ссорящиеся голоса.
— Слышите — пропустите меня к нему! Я хочу видеть этого человека!
— Не положено ночью, батюшка, — робко попытался возражать караульный мент. — Викентий Карлыч утром придёт, тогда и…
ebooksa