- А если он придет не один?
- Подождем, нам торопиться некуда. Кстати, можешь поспать партаппаратчики рано на службу не приходят, - он кивнул на кровать.
Дельное предложение. Голова у меня была тяжелой, да и видеть перед собой этого хладнокровного убийцу с самодовольной физиономией, ничего не выражающей, кроме своей значительности в этом омерзительном, бесчеловечном деле, становилось невмоготу. Лучше, конечно, если бы он уснул... Но свою-то жизнь он очень ценит...
Я лег на чужую кровать с давно несменяемой постелью, пропахшей потом больного или старого человека - именно так пахнут немощные и утомленные тяжелыми годами жизни люди, опустившиеся и безразличные ко всему, безропотно доживающие свой век, - закрыл глаза, но образ одинокого, брошенного всеми старика стоял передо мною, и запах его тленного, уже полуживого тела, душил меня и не давал уснуть. Снова вспомнилась мать той ночью, когда мы с Диной сбили машиной человека и сами едва остались живы; больная, напуганная моим долгим отсутствием, обрадованная, что я наконец-то остепенился, приехал к ней с невестой, умолявшая меня беречь себя, не прожигать попусту жизнь. Как ей не хотелось умирать! А я за эти два с половиной месяца заточения, постоянной опасности будто закаменел сердцем, очерствел, учу убийц изощренным приемам насилия над себе подобными и сам готовлюсь стать убийцей, не заботясь о своей жизни...
Нет, неправда! Я тоже хочу жить, и потому готов убить человека, чтобы спастись... Да и разве это человек?!.. Нет, жалость не шевельнется в моей груди и рука моя не дрогнет... Анвар будет стоять рядом, следить за моими действиями, и удачный удар ребром по шее изменит мою судьбу...
За последние двое суток нервотрепки и бессонницы я здорово устал и уснул так крепко, что не слышал как в комнату вошел шофер, как Анвар разбирал и укладывал в кейс автомат, о чем они разговаривали. Вскочил тогда, когда Анвар с силой тряхнул меня за плечо. В первые секунды я не мог даже сообразить, где мы находимся и зачем сюда приехали.
- Ну и здоров ты спать. Железные нервы, - с восторгом сказал Анвар. Вставай, все кончено. - Достал портсигар с сигаретами и стал прикуривать.
"Неужели он все сделал сам? - на мгновение обрадовался я и тут же вспомнил приписанный мне наезд на девочку, садистское убийство семьи капитана Савина. - Значит, и смерть Кочура на моем счету? Но почему они не торопятся смыться, покуривают как ни в чем не бывало?"
- Дай-ка бинокль, - решил я удостовериться в свершившемся.
- Зачем? Твое перо оказалось страшнее пистолета, - весело перефразировал Анвар русскую пословицу. Грамотный, гад. Протянул мне газету. - Прочитай сообщение.
Я развернул "Днестровскую правду" и на второй полосе внизу в колонке "Хроника" прочитал сообщение: "Бывший член политбюро Компартии Молдовы, хранитель партийной кассы Михась Кочур, готовясь скрыться за границу, перевел крупную сумму денег на свое имя в швейцарский банк. Дотошные журналисты докопались до истины и попросили Кочура дать интервью, в котором он по существу отказал. Делом заинтересовалась прокуратура. Чтобы уйти от ответственности, сегодня ночью Кочур покончил жизнь самоубийством выбросился с балкона 9 этажа".
Так это заслуга прокуратуры, а не моя, - возразил я, возвращая газету.
- Не скромничай, - усмехнулся Анвар. - Откуда нашей прокуратуре узнать было про швейцарский банк.
"Действительно, откуда? - мысленно согласился я. - Шантаж это был или Ионе Георгиевичу в самом деле удалось проникнуть в святые святых? Вспомнился американец Джон Лепски. - Вот откуда номерок счета в банке. Я подал идею, чтобы столкнуть своего "опекуна" с властями, а вышло совсем не так. А может, сработала информация Донича и смерть Кочура - липа?"
Уточнять что-то у Анвара не имело смысла. Я взглянул на часы - начало первого. Вот так вздремнул! Почти семь часов. А на улице потемнело, сверкнула молния. Начиналась гроза. И хотя теперь она была нам не помощница, она радовала: гроза, говорят на Руси, к хорошему урожаю, Возможно и в моей жизни наступят перемены к лучшему.
13
Еще два дня прожиты за каменными стенами школы террористов. Отработка до седьмого пота приемов каратэ и самбо, стрельба в тире, изучение нового оружия и взрывных устройств - все это надоело мне до чертиков. И никакого просвета. Радио и газеты сообщают, что обстановка в Молдавии накаляется: правительство Снегура и Косташа все больше склоняется к насильственным методам правления, особенно в отношении гагаузов и жителей Приднестровья, которые стремятся вырваться из-под гнета диктаторского режима. Идет открытая борьба молдавских националистов с просоветски настроенным населением. Продолжаются нападения на оружейные склады, на наших военнослужащих; на депутатов, выступающих против объединения с Румынией, арестовывают, убивают.
Донич уговаривает меня потерпеть ещё немного, сообщил, что Токарев доволен мною и просит поближе держаться к Петрунеску, не потерять его доверия. Легко сказать "поближе держаться, не потерять доверия", а вот как? Какой ценой? И не поеду же я к нему домой без приглашения. А радиоприемник в электробритве, привезенный Доничем, к сожалению, кишиневские разговоры "будущего тестя" не берет - то ли расстояние далековато, то ли микрофон в авторучке не срабатывает. А мог и обнаружить подлог Иона Георгиевич.
В общем, хочешь не хочешь, а приходится терпеть.
На третий день после гибели Кочура меня утром вызвал Комрад Герпинеску. Настроение у него было хорошее, и начал он с анекдота:
ebooksa