- Ты же сам определил мне роль домохозяйки, - усмехнулась она, глядя на меня чуть прищуренными серовато-синими глазищами. - Только напоминаю варить и жарить я не умею.
- Тогда доставай из серванта посуду, а я пойду на кухню. Правда, тоже не мастак по поварской части, но яичницу приготовлю.
Минут через десять на столе стояла шипящая сковородка с поджаренной колбасой и яичницей, сыр, яблоки, посыпанные сахаром лимонные дольки. Дина, как заправская стюардесса, с отработанными волнующими движениями, ходила вокруг стола, раскладывая ножи и вилки, протирая тарелки и рюмки.
- А правда, неплохо получается? Прямо как в ресторане высшего разряда.
- Тебе часто приходится в них бывать? Она пожала плечами.
- Не часто, но приходится. А куда ещё пойдешь вечером? Дискотека возраст не тот, и терпеть не могу сексуально озабоченных сосунков с пятеркой в кармане, корчащих из себя неотразимых донжуанов.
- Так ты же вечерами в театре? - все больше удивлялся я тому, что узнавал.
- Не каждый же день, - возразила Дина, несколько смутившись. - Да и что театр. - Она приподняла рюмку с только что налитым коньяком, посмотрела на свет и грустно вздохнула, - Так за что мы выпьем?
Ее вздох грустью отозвался в моем сердце, почему-то стадо жаль эту необыкновенно красивую, но несчастную девушку (я был уверен в этом, судя по её рассказу, по настроению). А мне очень хотелось ей счастья - она заслуживала не только внешностью, но и добрым открытым характером: приехала ко мне, не строит из себя Царевну Несмеяну, хотя вряд ли уступила бы ей в чем-то.
- За тебя, - сказал я как можно проникновеннее. - За то, что ты на расстоянии почувствовала, что мне плохо, и приехала.
Она благодарно кивнула.
- А я - за тебя. За то, что пригласил. Мы выпили.
- А тебе действительно было плохо? - спросила Дина, участливо посмотрев мне в глаза.
- Действительно.
- Расскажи мне отчего. О себе я все рассказала и хочу все знать о тебе: что у тебя за работа, что за друзья, где родители, какие волнуют радости и тревожат печали?
Ее искреннее сочувствие разлилось в душе бальзамом. Мне захотелось обнять её, погладить по отливающим золотым волосам.
Я взял её за руку. Пальцы все ещё были холодные, но такие нежные, изящные, доверчиво прижавшиеся к моей ладони, - так птенец устраивается в гнездышке, чтобы согреться. Грудь мою переполняло счастье, и слова благодарности и восторга рвались наружу, но они застряли в горле.
- Как-нибудь ты узнаешь все, хотя в моей биографии нет пока ничего примечательного, достойного сценического воплощения, - пошутил я и налил еще.
- И все-таки, - сделав глоток, продолжила Дина, - журналистика, мне кажется, довольно интересное занятие. Расскажи, о чем ты пишешь?
- В следующий раз я принесу тебе из библиотеки учебник по журналистике, - пообещал я. - А сегодня давай уйдем от повседневных мирских дел и, как говорит мой друг-поэт, вознесемся на Парнас, где царит благоденствие, блаженство, любовь.