Школа террористов

- Почему же вы свернули с Пушкинской на Гоголя, потом снова на Пушкинскую?

- Так просила девушка. Вначале она хотела поехать к подруге, потом передумала.

- И не сказала вам адреса?

Он играл со мной, как опытный шулер в карты. Я подыгрывал ему, прикинувшись простачком.

- Сказала, что тут недалеко.

- Сказала после того, как вы сбили девочку?

- Она сказала вам про девочку?.. Вы лучше меня знаете, что этого не было. Что вы от меня хотите? И кто вы? Почему держите непонятно где и не сообщаете военному командованию? Я требую немедленного освобождения. Если считаете виновным, предъявите обвинение как положено, через нашего представителя.

- Не слишком ли много вопросов и эмоций? Вы знаете, что здесь вопросы задаю я. Вы совершили преступление у нас, в Молдове, и судить вас будем по нашим законам.

- Но существует международное право...

- Оставьте ваши познания при себе. Молдова - суверенное государство, ваше время наводить у нас порядок истекло, и теперь мы сами будем решать как судить и как править. - Он открыл ящик стола и достал пачку чистых листов бумаги. Бросил их передо мной. - Опишите все ваши приключения подробно, со всеми нюансами. И не забудьте о девушке: кто она, её внешность, кто из вас первый пошел на сближение, как вы оказались в её машине. Как говорят в таких случаях, от чистосердечного признания будет зависеть мера вашего наказания. - Он нажал кнопку звонка под столом, и тут же появился конвоир. - Увести! - приказал мужчина, так и не прояснив, кто он и где я нахожусь. Спрашивать у конвоира и вовсе было бессмысленно...

Я вернулся в камеру ещё более расстроенный и обескураженный, терзаемый неизвестностью и ждущими меня новыми испытаниями.

Я написал объяснительную. Не потому, что надеялся на справедливое разбирательство: они затеяли со мной подлую, страшную игру, и мне в моем положении ничего не оставалось другого, как подыгрывать им, чтобы выяснить в конце концов, в какой мере причастна к этой истории Альбина. Допрашивавший почему-то не очень сосредотачивал внимание на ней, не стал допытываться кто она, её имя, хотя наверняка знал о моем более близком знакомстве с ней, о том, что накануне мы втроем ездили на её "Жигулях" на пляж, были в кафе и у неё в гостях, потом на похоронах Андрея. В объяснительной я тоже не назвал её имени, и если обладатель серых пронзительных глаз и на этот раз обойдет вниманием факт моего "незнания", многое прояснится.

Два дня меня не вызывали на допрос, ни для уточнения некоторых показаний - мои недомолвки и не профессионалу бросились бы в глаза, - не выводили на прогулки. Даже газет, которых я потребовал, чтобы получить хоть какую-то информацию, не дали; и я в знак протеста объявил голодовку (мамалыга, которой меня потчевали утром, в обед и вечером, и без того не лезла в горло).

Утром третьего дня вместе с завтраком мне принесли пачку газет, и я, несмотря на то, что заурчало в животе от голода и запах мамалыги показался ароматным, схватил газеты и пробежал суматошным взглядом заголовки первых полос. "Народ одобряет решения Снегура". "Возродим виноградники, уничтоженные москалями". "Леводнестровье - земля Молдовы". И ещё малозначные ни о чем не говорящие заголовки. Развернул газету, и в глаза бросились крупные буквы на всю полосу: "Советские оккупанты развлекаются". Стал читать текст. "Как уже сообщалось, в районе Чадыр Лунга 28 мая военным водителем советских пограничников был сбит наш грузовик, принадлежавший Кишиневскому автохозяйству, доставлявший в сельские школы продовольствие, присланное в порядке гуманитарной помощи из Германии. Шофер грузовика в тяжелом состоянии доставлен в больницу.

Советские оккупанты, чтобы уйти от ответственности и спасти своего опричника, сочинили версию, что якобы грузовик вез не продовольствие, а оружие. Но Бог все видит и шельму метит. Буквально на третий день после того случая советский офицер старший лейтенант Болтунов, один из тех, кто доставлял из Германии гуманитарную помощь - пресловутую контрабанду, развлекаясь в городском кафе, так надрался молдавского коньяка, что сев за руль собственной машины, не справился с управлением, врезался в железобетонный столб и сгорел.

Но и этот урок не пошел советским военным гулякам в прок: два дня назад капитан Семиречин, прибывший в Молдову в командировку из Москвы, тоже не удержался от соблазна, чтобы не посетить "злачные" места нашей гостеприимной столицы, не испытать счастья на любовной ниве с черноокими темпераментными бессарабками. Таковых, к сожалению, в нашем городе немало. Одну из них незадачливый кавалер напоил до потери сознания, сам тоже еле на ногах держался, сел за руль легковой автомашины. Но если старший лейтенант поплатился за преступную расхлябанность сам, то капитан Семиречин сбил семилетнюю девочку. Пытаясь скрыться с места преступления, советский офицер совершил второй наезд, на этот раз на автомашину "Волга", принадлежащую гражданину Лионе. К счастью, здесь обошлось без жертв. Лихой водитель был задержан сотрудниками ГАИ, против него возбуждено уголовное дело.

Нет сомнения, что красные командиры предпримут все дозволенные и недозволенные приемы, чтобы оправдать своего подручного, приехавшего из Москвы поучать наш народ высоким моральным принципам и писать о нас всякие небылицы.

Граждане свободной миролюбивой Молдовы! Сплотим свои ряды и грудью встанем на защиту нашего суверенитета! Не дадим зарвавшимся оккупантам бесчинствовать на нашей земле, выйдем все на митинг с требованием вывести советские войска с нашей территории. Молдова для молдаван!"

Пока я читал, меня бросало то в жар, то в холод. Вот для чего была устроена провокация!

Эту газету, несомненно, подсунут и в гарнизон. И мое исчезновение легко объяснится: испугался и сбежал. О моем заточении провокаторы, конечно же, словом не обмолвятся. Неужели летчики и подполковник Токарев поверят этой стряпне?