Они действительно ехали не больше часа. Савелий с какой-то странной тоской смотрел по сторонам, словно пытаясь досыта напитаться так нежданно уходившей свободой. Его остро кольнуло чувство попусту потерянного времени…
— Извините, сэр, могу я поговорить с вами? — как можно любезнее проговорил он.
— О чем угодно, сынок, кроме того, чтобы разузнать, как сбежать из тюрьмы. И просить, чтоб я тебя отпустил, тоже нельзя! — Сержант весело рассмеялся.
— Вы сказали, что с Райкерс-Айленд мне повезло…
— Более чем, сынок.
— Не могли бы вы мне больше рассказать об этой тюрьме?
— Тебе очень повезло, сынок. — Сержант глубокомысленно кивнул. — Меня лет пять назад подранили, хотели совсем списать, и пару лет я проработал в Райкерс-Айленд, ожидая, когда комиссия пойдет навстречу и разрешит вернуться в свой участок. — Он вдруг подмигнул. — Остров Райкерс-Айленд просто напичкан тюрьмами. Их там с десяток. А сидит больше пятнадцати тысяч таких, как ты. Ты ведь, слава Богу, вообще еще, кажется, не сидел, не так ли?
— Не сидел, сэр!
— Что ж, тебе и в этом повезло: будешь ожидать суда в той самой тюрьме, где я трудился. Начальник вроде сменился, а вот его зама я очень хорошо знаю, даже перезваниваемся до сих пор: Томас Холей. Очень душевный и интеллигентный парень, с бородкой, даром что негр! Кстати, имей в виду — если что нужно уладить, когда на тебя напраслину возводят, он самый нужный и справедливый человек! Всегда выслушает внимательно, разберется… Так о чем я?
— Вы сказали, сэр, что мне повезло с этой тюрьмой, — напомнил Савелий.
— Судя по твоему судейскому протоколу, ты будешь сидеть в блоке с усиленным режимом: одноместная камера, прогулки на воздухе по часу в день, телевизор, магазин по семьдесят долларов в неделю, конечно, если деньги есть на твоем счету, два раза по пять минут в неделю можешь бесплатно звонить, а если за деньги, то и все двадцать минут! Кормят отлично, форму выдают, постель чистая, даже зубную щетку с пастой. И все это бесплатно! Чем не жизнь? — Он снова рассмеялся.
— Да, если бы не проверки! — хмыкнул вдруг Савелий и тут же пояснил: — Приятель один рассказывал: только заснешь, тебя будят на проверку!
— Не знаю, в какой тюрьме сидел твой приятель, но в этой никто тебя не будит во время проверки. Да, в сутки семь проверок, но из них ночью только две: в три и в пять. Пройдет дежурный офицер, увидит тебя, отметит и дальше идет. Зачем ему тебя будить? Разбудит зазря, а ты на него настрочишь жалобу, что, мол, жестоко с тобой обращаются в тюрьме… Нет, ни к чему все это. И мой тебе совет, сынок, постарайся побыстрее вспомнить свою фамилию. Как говорится, раньше осудят, раньше отпустят. Эх, грехи наши тяжкие!
— А что это за мост? — спросил вдруг Савелий, когда они, немного проехав по Пятьдесят девятой улице, оказались на огромном автомобильном мосту, то ли в стадии ремонта, то ли просто еще недостроенном. Над крышей «лендровера» мелькали странные железные конструкции, то сплошные, то с огромными просветами.
— Ты что, не знаешь этот мост? Странно! — Он удивленно пожал плечами.
— Просто никогда по нему не ездил… за решеткой, — вывернулся Савелий.
— Понятно! Это мост Квинсборо! Он Манхэттен с Квинс соединяет!
— Точно, вспомнил! — Савелий мысленно представил карту Нью-Йорка.
— Здесь недалеко есть аэропорт Ла Гуардия!
— И очень близко к тому месту, где ты сидеть будешь! — Сержант как-то странно посмотрел на Савелия.