Банкир

Шайтану ждать надоело. Али знал, как это происходит. Сначала затекают ноги и спина, потом — шея. Потом начинает гудеть голова. А цель на узкой серпантинной дороге так и не появляется. Но вот — слышен шум мотора, натужный, с всхлипами усталого механического сердца в разреженном горном воздухе; появляется грузовик… Но — не тот. Цели нет. Снова ожидание. Снова напряжение — гудят несколько моторов, и снова — пусто. Не те. А пейзаж уныл и однообразен, ничто не нарушает безжизненного безмолвия гор…

Шайтана нанял Мустафа. Шайтан убил Алифа Казми и Айюба Зульфикара. Теперь его целью был сам пир Ахмад Мансур Латиф. Белый порошок… Белый порошок, разрушающий души неверных и приносящий в эти суровые края доллары… Белый порошок, рождающий иллюзии рая и позволяющий Ахмаду Мансур Латифу строить рай на земле, в благословенной Аллахом долине — белый дворец, неприступный, словно крепость, полный роскоши, неги, темноглазых гурий и светловолосых, светлоглазых дочерей шурави… Белый порошок, так похожий на снег…

Шайтан устал ждать. Значит — устал жить. Когда пошел «караван» — приманка для Шайтана, — он заволновался. Нервы. Двадцать часов ожидания. Двадцать часов пронизывающего холода ночью и слепящего солнца днем. Двадцать часов напряженного вслушивания в звуки. Двадцать часов неподвижности. Шайтан очень хотел заработать свою кучу зеленых бумажек, чтобы где-то там, в чужой стране, построить свой рай и свой замок. Но он устал ждать.

Али зафиксировал в сеточке оптического прицела ворохнувшийся ком снега.

Похоже, он не ошибся. Вой моторов каравана стал высоким, словно грузовики мотали на колеса не километры серпантинки, а души убитых, сгоревших на этой дороге машин и людей… Вот он, джип, в котором должен был ехать пир Ахмад Латиф. Бронированное стекло — не препятствие для пули крупнокалиберной винтовки… Сейчас…

Вспышка! Пламегаситель не может полностью укрыть выстрел из винтовки калибра 12, 7 мм. А другого Шайтану сделать не дано. Он устал. Пусть отправляется в ад.

Пуля, выпущенная из винтовки Али, разнесла голову снайпера в куски. Белый комбинезон, слившийся со снегом, — вот все, что осталось. Хоронить его не будет никто. Люди Латифа заберут винтовку и снаряжение, обдерут труп дочиста — одежда добротна и вполне сгодится кому-то или на продажу. Шайтана не останется и следа — ни в этом мире, ни в каком другом…

Приходит срок и вместе с ним озноб, и страх, и тайный жар, Восторг и власть…

Слов Али не понимал, но мелодию чувствовал. Мысли бежали сами собой, не мешая работе. Он уже проверил и собрал крупнокалиберную винтовку, тщательно подогнал части, запеленал белой марлей все, даже зрачок ствола. Потом стал собираться сам. Разделся донага, натерся жиром, надел прямо на голое тело меховой комбинезон с капюшоном. Сверху — электроплед с автономным аккумулятором, на ступни — такие же, с подогревом, носки. Потом — еще один комбинезон, полегче. Ему описали место. Всю остальную экипировку он выбирал на свое усмотрение. Погрузил в объемную сумку то, что считал нужным: девятимиллиметровый «узи», «беретту», запас еды, кокаин. «Снежок» он не нюхал — просто смазывал порошком чуть-чуть десны; этого хватало, чтобы оставаться бодрым и активным на протяжении многих часов. Присел, задумался, не забыл ли чего… Нет.

Он настроился на предстоящую работу. И собрался выполнить ее хорошо. Али любил войну. Без войны он был никем… Кому бы он нужен был без войны — нищий немой горбун…

А так… Глаза его не знали расстояний, сердце не знало страха и было преисполнено благодарности и к Латифу, и к Всемогущему, устроившему мир так справедливо. После той работы он сможет купить себе жену — десятилетнюю Лейлу, дочь Омара… Все договорено… Осталось только сделать работу. Хорошо. А по-другому он и не умел.

Мир справедлив — кто бы мог подумать, что он, нищий горбун, сможет заполучить себе в жены дочь владельца сада, по слухам, красивейшую девочку на их окраине! Аллах велик!

Появился шурави. Расстелил перед Али карту-схему. Показал пальцем расположение дома и места засады. Расстояние огромное, предельное для выстрела.

Точно попасть из крупнокалиберного ружья на таком расстоянии может только гений. Али знал, что он сможет. Он кивнул. Только после этого перед ним выложили фотографию. Мужчина смотрел на нее почти минуту, снова кивнул. Поднял тяжелую сумку, закинул ее на плечо и вслед за сопровождающим вышел во двор.

Первое, что он увидел, были искрящиеся в лучах фар снежинки. Они были совсем не такие, как в горах — снег был ровный, глубокий и казался пушистым.

Ехали долго. Али спал, ему снилась Лейла, и сон был навязчиво-усталый, жуткий: словно он бредет к ней через распадок в горах, прихрамывая, босой, тащит за собой громадное тяжелое ружье, а девочка убегает от него прямо к ущелью; он кричит, она не слышит его упреждающего крика, пугается, бежит все быстрее… Столб пламени, секущие воздух осколки — мина огромной мощи разорвалась почему-то беззвучно, а он, Али, обессиленно упал на колени и дико, по-звериному, завыл…

Шурави потряс его за плечо; Али открыл глаза. Вышли из машины. Вокруг стоял лес — темный, пушистый, молчаливый, и Али вдруг почувствовал страх.

Причем не такой, какой бывает в бою или поединке с врагом: этот страх был неотвязный, глубинный, словно он вторгся в пределы чужого сущего… Ему показалось, что он пропадет в этом лесу, совсем пропадет, навсегда, как пропал в его горах Шайтан — без могилы, без памяти, без смысла… Словно он вдруг оказался вне пространства и времени, жалким убогим горбуном, затерянной песчинкой и в то же время — ответчиком пред престолом Всевышнего…

Али прикоснулся к оружию — и все стало на свои места. Он забыл про лес, просто ступал шаг в шаг за проводником и видел перед собой только край снега…

Глава 17