Банкир

22
18
20
22
24
26
28
30

— Если… Самое непонятное слово в русском языке… Или — одно из самых непонятных… «Если», бывшее «ежели», где чувствуется, угадывается коренное «есть», что означает «имеется в наличии» и «вкушать», а значит — «продлевать жизнь»… Но при этом — ни на самом деле, а только при определенных условиях…

Как бы… Вот этих самых условий не вычислить ни нам с тобою. Валериан Эдуардович, ни всему нашему многоумно-гениальному отделу… А вы, милостивый государь, говорите: «если»! Если шифровал человек гениальный, он предусмотрел какой-то случайный фактор, который находится вне сферы вычисления вообще…

Михалыч наплескал себе еще рюмку, хлобыстнул единым духом, продолжил:

— Русский язык вообще — богат… Начиная с азбуки… Помнишь, как в настоящей? Это тебе не «абэвэгэдэйка…» «Аз — буки — веди — глаголь — добро — есть — живете — земля — иже — како — люди — зело — мыслете — наш — он — покой — рьцы — слово — твердо…» Уразумел? «Я, книга, ведаю (и веду!) по слову добра, только оно сущее (есть), жизнь на земле, потому что как люди мыслите, таков и покой ваш, говорю в этом твердое слово…» Ну а книга на все времена одна — Библия. А Библия — Боговдохновенна, а значит, и «Аз» есть Бог! И Он обращается к людям через азбуку. Каково? А потому — посмотрим под новым углом на знаменитые слова Пешкова Алексея Максимыча: «Любите книгу — источник знаний!»

Итак…

— Прекрати нести чушь! Нам нужно хоть что-то вытащить из этих бредней…

— …А может быть, это то, что осталось от сказок? Ведь история, как мы раньше выяснили, есть сказка, слегка приукрашенная правдой… «Что остается от сказок потом, после того как их все рассказали…» — пропел он.

Глаза Валериана словно налились тяжелой влагой, и без того темные, стали почти совершенно черными.

— Ты подумал о себе, но не подумал о жене и детях… Каково им будет без тебя? Если Магистр решит зачищать наш отдел, он зачистит его полностью. Из Замка еще никто не уходил. Живым.

— Магистр? Замок? — поднял брови Михалыч и поглядел на Валериана. — Это еще что за звери?

Валериан чертыхнул себя за болтливость, но останавливаться не стал, выдавил зло:

— Не важно. Может, хотя бы это заставит тебя напрячься. Тебе больше терять!

— Больше, меньше… Не на базаре, — отрезал Михалыч, прищурился. — А тебе в этом какая корысть?

— Что? — смешался Валериан от неожиданного вопроса.

— Я подумал давно и обо всех. Если мы сидим здесь безвылазно третий месяц, значит, дело — тухляк. И если ты полагаешь, что нас оставят жить после дешифровки этого материала, то идиот ты, а не я! Или — ты оставил себе спасательный плотик? Так поделись с товарищем по работе, может, и стемешим чего на пару, а? Не зря же нас охранники дураками считают… А дурак — он тот же джокер, его нельзя просчитать, а потому ему нельзя противиться… Дурак — это судьба, случайный фактор, планида, рок, везуха, что-то, чему нет наименования… Это взрослый ребенок! Ребенок, но взрослый! Лерик, посмотри на ситуацию по-взрослому: тебе в случае удачи обещали варенье, в случае неудачи — порку… Пойми, как только кассеты будут дешифрованы, мы и получим порку, потому что станем не нужны! Не можешь думать, так смекай!

Слова Михалыча были столь очевидны, что Валериан даже удивился, что это не пришло ему самому в голову. Раньше ему почему-то казалось, что все сложится само собой…

— Ты думаешь, что… — начал он неуверенно.

— Да чего тут думать? Ясно все, как Божий день! Я еще месяц назад проверил: наши сверхкомпьютеры не способны связаться ни с одним спутником! Мы можем только принимать информацию, а вот передавать…

— Но ведь мы же еще пользуемся всеми стационарными сетями!

— Только как «полупроводники». Оттуда — да, туда — нет.