Или — как его теперь… — Старик тяжело вздохнул. — Я себе по-стариковски так смекаю: проиграл он, раз ты здесь. Крупно проиграл.
Вместо ответа пожимаю плечами… Дескать, вы — генерала вам — виднее…
— И вроде даже жалко его… Был бы жадюга сызмальства или просто бестолочь… А то ведь — умница. Боже мой, какой умница… Верно говорят: или люди время изменяют, или время меняет их… Кого — приспосабливает, а кого — и корежит… Да так, что от былого человека одна оболочка остается… А внутрь — и глянуть страшно, от темноты да пустоты той… И вместо ума остается хитрость… Извращенная, звериная, жадная, а все ж не ум… И — пропадает человечек… Совсем пропадает…
Разливаю чай в стаканы в старинных подстаканниках:
— Вам покрепче?
— Как себе.
— Я густой пью.
— Ну, значит, густой. А вареньица нету?
— Только песок.
— Тоже хорошо. Грешен, люблю сладкое. Да это общее у стариков: кровь по жилушкам уже совсем не так скоро бежит, вот сахарком и греешься…
Геракл отхлебнул осторожно:
— Хорош. — Сделал еще глоток. — А я, молодой человек, Сергей Петрович, по делу. И разговор у нас долгий завьется. Серьезный разговор. — Посмотрел выразительно на вытяжную трубу…
— Проверено. У меня тут такой спец — просто кудесник. Не сомневайтесь.
— Раз говоришь — значит, знаешь. Ну, слушай… Герасимов рассказывал два часа. Сам по себе рассказ был настолько интересен, полон такими деталями и подробностями, что не поверить ему было просто невозможно.
— За все — самая большая благодарность Ефиму Яковлевичу Хейфицу, Царствие ему Небесное… Хотя он и некрещеный был, да и неверующий, я так себе думаю, — Господь, он чистые души сам отличает да к себе берет… — закончил старик рассказ. — А голова у него соображала так, что завидуй не завидуй, а гений…
Ну а ты… Изучил я твои дела… Пока на азарте да на сметке выезжаешь, а знаний да опыта тебе — еще набираться… Хотя… Ты знаешь, как Решетов тебя назвал? Поэтом! Он, конечно, сволочь, но голова у него варит… А ты, Сергей Петрович, уже и не такой молодой… Как у Александра Сергеевича? «Года к суровой прозе клонят…» Решил, как, что, с кем?
— А что тут решать… Я сын своего отца. А он своего. Когда-то давно, видно, самый старший Дорохов решил за нас всех: Честь и Отечество. Старинный девиз семьи.
— Ну и слава Богу. Тогда давай говорить о деле. Ты вряд ли даже представить можешь, какая за мною да за тобой сила соберется… А вот решать будешь ты. Сам.
…Откланялся Владимир Семенович под утро. В прихожей вдруг замешкался, поднял глаза:
— Вот что я тебе еще скажу, Сережа… Скоро и Россия, и мир переменятся.