– Ты не обижаешься на меня?
– С чего?
– Давай я тебе расскажу свою сказку? Жила давным-давно принцесса, и росла она в роскошном дворце, и отец ее очень хотел, чтобы девочка была счастлива и беззаботна и чтобы никакие тревоги не тяготили ее юности... И по его приказу сделался дворец настоящим раем: был полон цветов, песен, все люди в нем были молоды, красивы и счастливы, и ничто не омрачало их лиц, и ничто не тяготило их сердец... Беда, боль, уныние, страдание, подлость, зависть – все осталось за стенами дворца... Не знала принцесса ничего ни о старости, ни о немощи, ни о смерти... Она была красива и счастлива и думала, что счастье – это обычное состояние людей, что люди живут любовью и ничем иным жить не могут...
А однажды принцесса поднялась на стену крепости и увидела, что дворец – это не весь мир. И она оставила дворец. И узнала, что есть на свете и злоба, и зависть, и предательство, что люди живут не вечно, что есть убогие уродцы и гнусные подонки... Она узнала, что есть на свете немощь и смерть, и она может прийти, когда человек не ждет, и тогда все его замыслы не осуществятся, и род его прервется, и нужно спешить, спешить, спешить... И еще она узнала, что есть на свете любовь, и есть счастье, и именно они дают людям стойкость жить, и люди готовы терпеть несправедливость и горе, но не отречься от того, что составляет смысл их существования в хрупком и ненадежном мире, полном насилия и зла... Они готовы любить друг друга. И только люди, какие сохраняют дар любви, воплощаются в грядущем: в детях, в делах, в бессмертии...
Знаешь, Данилов... Мне кажется порой, что все это действительно было... И – осталось в прошлом. Сейчас люди не живут. И даже не стремятся к этому.
Олег разлепил запекшиеся губы, произнес отчетливо:
– Схема.
– Что? – не поняла Даша.
– Схема. Самое популярное словцо наступившего века. Отражающее самое значимое теперь понятие. Схемы сжигают людей. Подчиняют их. И расчерчивают существование на квадраты пустых дней. И нет в нем места ни солнцу, ни морю, ни любви. В нем нет места жизни.
Данилов замолчал. Пригород кончился, просторный проспект превратился в ровное полотно шоссе, и оно мягко стелилось под колеса. Даша успокоилась и уснула, убаюканная покачиванием автомобиля. Машина нырнула с горы вниз, набрала скорость и устремилась вверх, к краю сгустившегося до плотной синевы неба, словно хотела взлететь.
Глава 56
...Сначала ему снилось, что он летит. Все тело было невесомым, а воздушные потоки окутывали мягким, влажным теплом. Вокруг стелились облака, лишь иногда внизу проглядывало прозрачное небо, но его снова заволакивало дымкой.
А потом он стал падать. Падение было почти отвесным, стало холодно, тело мгновенно сделалось влажным и липким, когда он начал искать кольцо и понял, что никакого кольца нет, нет никакого парашюта, и он вовсе не летел, он просто выпал сонный из открытого самолетного люка, и теперь его влекло в жуткую бездну...
Сердце словно оторвалось и – падение закончилось. Данилов лежал на узкой тахте, чувствовал, что простыни промокли насквозь, хотел встать, но вялый, вязкий морок словно укутал его навязчивым покоем, и Олег уснул снова.
Теперь ему снился запах орхидей – удушливо-влажный, дурманящий... А он шел сквозь этот запах и сквозь причудливо переплетенные ветви, внимательно оглядывая кусты, чтобы вовремя заметить маленьких, грязно-зеленого цвета змеек, затаившихся в ветвях в ожидании мелкой добычи. Так и шел, раздвигая податливо-гуттаперчевую массу кустов, туда, к свежему дыханию бриза.
Океан открылся сразу. Он был величествен и покоен, как уставший путник.
Валы, казалось, едва-едва набегают на хрусткий крупный песок, но было слышно, как океан дышал – медленно, монотонно, словно отдыхая в полуденном сне.
Ровная широкая полоска песка была вылизана ветрами и абсолютно пустынна.
Только у самой воды шустрые крабы, выброшенные шальной волной, неловко перебирали лапками, стараясь побыстрее вернуться в родную стихию. Чуть поодаль берег вздымался крутым охрово-коричневым обрывом, кое-где поросшим приземистыми кустами и неприхотливой жесткой травкой, ухитрившейся даже расцвести мелкими бледными цветиками.
Девчонка брела по самой кромке прибоя обнаженной, ее худенькая загорелая фигурка казалась частью этого берега, этих древних утесов, скал, выглядывающих из моря, будто окаменелые остовы доисторических чудовищ. Она что-то напевала, играла с каждой набегавшей волной, смеялась сама с собою и с океаном, и гармония счастья казалась полной.
ebooksa