Любовь и доблесть

22
18
20
22
24
26
28
30

Доктор замолчал, сделал еще пару глотков из бутылки.

– Великие времена прошли. Закончились. Сейчас ничья животворная кровь уже не удобрит землю и не создаст новых цивилизаций и культур. Слишком много в мире оружия. Ветхие народы выжгут землю дотла, но не позволят сместить себя с пьедесталов власти. «...И сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю» <Из Откровения Иоанна.>.

– Великие времена прошли, доктор, – повторил Данилов. – Но нам и не нужно спасать человечество. Нам бы вывести из-под огня одну добрую, искреннюю, беззащитную девчонку. Мир без нее станет совсем пустым.

– А ну-ка. – Веллингтон нажал кнопочку пульта. Экран засветился, и на фоне национального флага появился президент Джеймс Хургада, обряженный в генеральский мундир. Он что-то вещал на местном литературном диалекте.

– Продажные прохвосты учинили попытку переворота, но доблестные гвардейцы и храбрые граждане пресекли ее в зародыше. Никогда еще нация не была столь едина, никогда еще так не сплачивалась вокруг доблестных вооруженных сил и президента... И прочее, прочее, прочее... – вслушавшись, произнес Веллингтон. – Понятно, это вольный перевод, но суть донесена. – Доктор сладко зевнул. – Грешит против истины наш Хургада... На сердце у меня не кошки даже скребут – тигры! – Веллингтон снова сладко зевнул, клюнул носом и через минуту уже похрапывал в кресле, вытянув ноги в стоптанных сандалиях.

Дверь распахнулась, в комнату влетел Герберт Вернер. Парика на нем не было, щеки запали; сухощавый, дерганый, с глазами, блестевшими то ли от усталости, то ли от принятых стимуляторов, сейчас он был похож на восставшего зомби. Он беспокойно обшарил взглядом темный холл, увидел Олега, подлетел к нему, выдохнул:

– Что?

– Жива, – коротко ответил Олег. – Доктор Веллингтон диагностировал отравление. Спит.

Говорил Данилов глухо, собственные слова доходили до него как из глубокого подвала.

– Нужно разбудить. Через час прибудет вертолет.

– Погода нелетная, – зло оборвал Вернера Данилов. – Элли нужно выспаться.

Если этого не случится, при ее сердце она может погибнуть.

– Мы все здесь погибнем, или вы не понимаете, Данилов, что происходит?! Я доверил вам дочь и – нахожу ее сонной! – Вернер понизил голос до шепота:

– Через пять, максимум шесть часов солдаты Джамирро будут здесь и вырежут всех!

Всех! Не знаю, в какие игры вы играете с вашим Зубровым, а только... – Вернер цепко прихватил Данилова под руку, вывел, опасливо оглянулся на спящего Веллингтона, приблизился вплотную, зашептал:

– Будьте готовы. А я пойду готовить камни. – Губы старика разошлись в улыбке, фарфоровые зубы были идеально безжизненны. – Все возвращается на круги своя... Время разбрасывать и время собирать... Я ждал сегодняшней ночи долгих четыре года. Завтра, вы слышите, завтра мы с вами будем уже на побережье Испании, и эти блестящие вечные совершенства будут принадлежать мне... Часть мы обратим в деньги, и на них каждый сможет купить себе маленький рай... И Элли будет жить в той сказке, какую выберет сама. Где она?

– В спальне.

Данилов сопроводил Вернера.

– Что? – спросил Вернер сестру Лэри Брайтон, вглядываясь в черты дочери.

Элли спала, дыхание ее было едва-едва заметно, и выглядела девушка столь похудевшей, что казалась теперь совсем ребенком. – Спит?