Мент,

22
18
20
22
24
26
28
30

Слово было сказано… И хотя Зверев снова смягчил ситуацию и предложил компромисс, вору отступать было поздно. Огромный зал отстойника затих. Медленно поднялись на ноги и встали за спиной Зверева чеченцы и татарин. Сашка заметил краем глаза, как отошел в сторону Василий. Он и не думал осуждать особиста. Драться на стороне ментов тот не мог, на стороне вора — не хотел… он просто отошел в сторону.

А драка была уже неизбежна. Две группы напряженных мужиков стояли друг против друга… Сама по себе группка Алапаевского никакого интереса не представляла. Но если в наэлектризованной атмосфере отстойника кто-либо выкрикнет лозунг: Бей ментов! — предсказать, как поведут себя усталые и озлобленные люди, нельзя. Многие из них искренне считали виновниками своих несчастий милиционеров, прокуроров и судейских.

— Бей ментов! — выкрикнул Алик Алапаевский. Голос звучал истерично. Нечеткое эхо повторило крик. Две группы мужчин в центре зала двинулись навстречу друг другу… До трагедии, до драки, в результате которой появятся искалеченные, а возможно, и убитые, оставалось несколько секунд. За этим последует карцер или — дополнительный срок, как это было в случае с Василием.

…Дверь с грохотом распахнулась, в отстойник вбежал прапорщик с овчаркой на поводке, за ним другой, третий. Лаяли псы. Усталые вэвэшники мгновенно оценили ситуацию, взялись за дубинки.

— А ну вдоль стен все, уроды! — громко, пытаясь имитировать злость, выкрикнул прапорщик. Голос все равно звучал устало и равнодушно. — Черные — направо, красные — налево, пидарье — в дальний угол!

Арестанты разбрелись кто куда. Бесновались собаки… Только что усталый курносый прапорщик предотвратил убийство. Возможно — не одно. Он об этом не думал. Он просто делал свою работу.

…А вот Зверев думал. Чеченец со странным именем Ваха хлопнул его по плечу и сказал:

— Молодец, Саша. Ты вел себя правильно. Как мужчина ты вел себя с этим шакалом… Когда Ваха это сказал, Сашка пробормотал в ответ что-то неопределенное, а про себя подумал: неправильно. Неправильно я себя вел. Кому было бы легче, если бы я убил Алика Алапаевского?… Следствие, суд, новый срок. А у меня нерешенные задачи на воле. И я должен сделать все, чтобы выйти как можно скорее и решить их.

Я стану самым образцово-показательным зэком в Красной Утке.

Перед тем как развести людей по камерам, их положено ошмонать. А теперь представьте себе обыск сотни человек силами нескольких замотанных прапорщиков… хороший, качественный досмотр! Это означает и личный досмотр и досмотр багажа. Ну, представили? А еще знакомство с личными делами, а еще баня. Положено после этапа всех прогнать через баню… Какой, к черту, досмотр и баня?! Разогнать бы сволочей по камерам да хряпнуть побыстрей стакан водки.

Досмотр проводился бегло, формально. Вещи вообще не шмонали. «С собой в камеру можете взять по пачке чая, по две пачки сигарет. Все манатки остальные — в камеру хранения. Некогда с вами валандаться», — сказал пожилой капитан в сильно заношенной шинели. — «Вопросы есть ко мне?… Тогда на досмотр, и всех вас разгоним по норам. Баиньки».

Когда очередь на досмотр дошла до группы красных, Зверев сказал капитану:

— Командир, я бывший сотрудник, капитан уголовного розыска. Мы все вместе (он кивнул головой на ребят) на Тагил этапируемся. Нельзя ли нам баньку организовать?

— Сделаем… на Тагил-то вы только через неделю уйдете. Чем еще могу помочь?

— Там вор один борзеет… ищет конфликта. Чуть до драки дело не дошло. Как-то надо бы на место его поставить, что ли… А то орал: бей ментов!

— Кто? — просто спросил капитан, блеснув глазами в красных прожилках.

— А, знакомое мурло! — обрадовался он, когда увидел Алика. — Ну-ка, иди сюда, жертва режима.

С независимым видом Алик Алапаевский вышел из строя.

— Здрас-сьте, гражданин начальник. Давненько мы с вами не встречались.

— Шмутье на стол. Сам раздевайся. Быстро, блядь!