Мент,

— Взрослый человек, — покачала головой Настя, — а ведешь себя как мальчишка. Да еще и насилуешь народного судью на полу в прихожей.

— А еще я хочу изнасиловать народного судью в ванной, в кухне, на балконе и на портфеле с баксами.

— О-о, это заманчиво! Твой мощный сексуальный порыв обусловлен той книжицей?

— Какой? — спросил Сашка, поднимаясь с полу.

— Да той, что в портфеле… Забавная штучка.

— А какая там, к черту, книжица? Там одни бабки… Слушай, Настя, дай пожрать, я голодный как черт.

— Правда? — округлила глаза Настя. — А я-то думала, что первый голод уже утолен.

Спустя десять минут они ужинали в уютной кухне Тихорецких. Павел Сергеевич, попирающий тушу кабана, был мрачен.

— Ну, за успешное начало, — сказала Настя, поднимая фужер с вином. Зверев вспомнил, что почти такие же слова три дня назад произнес в бане Лысый. И с той же интонацией. Это воспоминание неприятно укололо.

— За удачу, — буркнул он и выпил. Настя посмотрела удивленно. Пригубила и поставила фужер. Некоторое время они ели молча.

— Послушай, Настя, — сказал Сашка спустя несколько минут, — может быть, выпьем и за удачное завершение?

— Ох, Саня, боюсь сглазить, — ответила она с улыбкой. В глазах метались искорки.

— Ты не поняла, — произнес Зверев, наливая себе еще вина. — Я хотел сказать…

Он замялся, пытаясь скрыть свою заминку манипуляцией с сигаретой.

— Ну? — подбодрила она. Сашка прикурил и выдохнул дым.

— Я имел в виду: может быть, хватит нам половины этой суммы?

— Я не поняла…

— Хватит нам половины этого портфеля.

— А в чем, собственно, дело? Джабраилов отказывается платить?

— Да нет, куда он денется? Заплатит как миленький… Но стоит ли нам в этом участвовать, Настя?