Мент,

22
18
20
22
24
26
28
30

Магомед кивал, не особенно вслушиваясь в слова Тихорецкого. Он думал, что ему-то как раз придется продать свой дом. Дом, в котором он рассчитывал провести старость.

— …Но дорого, черт! — продолжал Тихорецкий. — Камин, гараж, баня… все такое, но дорого. Вот и хочу у тебя спросить в долг немного.

— В долг?

— Да мне немного и нужно, Магомед. Всего тысяч пятнадцать, ну — двадцать… Удержишь с последующих выплат. Лады?

Джабраилов смотрел в лицо Павла Сергеевича остановившимся взглядом. Просьба Тихорецкого звучала странно, но еще неделю назад Магомед сказал бы: в чем вопрос, Павел? Без проблем. Сколько надо — столько одолжу… События прошлой пятницы изменили все круто и необратимо.

— Так как, Магомед, выручишь? — спросил Тихорецкий, рассеянно глядя по сторонам.

— Понимаешь, Павел… у меня нет сейчас денег.

— У тебя нет? — удивленно спросил полковник. Каждое слово он выговорил отдельно. У тебя. Нет? И рассмеялся. — Ну, Магомед! У тебя? — Нет сраных двадцати тысяч баксов? Или жалко стало?

— Извини, Павел Сергеич, — сказал Джабраилов. — Так сложилось, что сейчас никак не могу.

— Что-то случилось, дружище? — озабоченно произнес полковник. Теперь он не вертел головой, не разглядывал молодых девиц в коротких юбочках, а внимательно смотрел на своего собеседника.

— Нет, Павел, все в порядке. Просто… просто пришлось дать в долг одному земляку.

— Ага, понимаю, — сказал полковник. — Землячок лысенький такой, да?

Джабраилов быстро вскинул глаза на Тихорецкого. Полковник смотрел с прищуром, жестко, внимательно. Над столиком висела тишина. Напряженная и плотная.

— Ну, что молчишь, Магомед? Сколько дал землячку лысому? А?

— Откуда знаешь? — спросил Джабраилов тихо.

Тихорецкий закурил, прикусил фильтр сигареты и только после этого ответил:

— Я опер, Магомед. Я старый опер. А дело твое и мое — наше дело! — берегу. Ситуацию вокруг него постоянно контролирую. А ты… что же ты творишь, дружище?

Последние слова полковник Тихорецкий произнес даже с какой-то внутренней болью, с укором. Он выдохнул дым, налил водки себе, налил вина Магомеду.

— Давай выпьем и — расскажешь все, как было.

На этот раз Джабраилов выпил до дна. Внезапно он почувствовал какое-то облегчение. Он был сильный человек, не привык плакаться. Но даже у очень сильного человека бывает предел. Для Магомеда Джабраилова он, видимо, наступил.