Журналист

— Хорошая хохмочка, надо будет шефа повеселить… С Кипарисом тебе реально сталкиваться вообще скорее всего не придется. А в пехотной школе старшим группы у тебя будет товарищ полковник Сектрис.

— Как-как? — переспросил Андрей, думая, что не расслышал фамилию.

— Сектрис, по кличке Биссектрис, — засмеялся Петров.

У военных переводчиков было двойное подчинение: с одной стороны, они замыкались на референта, и его приказы имели первоочередную приоритетность, с другой, — попадали под командование старшего группы по роду войск. Хабиров это двойное подчинение весьма угнетало, но поделать с ним они ничего не могли, поскольку такой порядок регламентировался ГУКом и «десяткой».

— Это какой же он национальности? — удивился Обнорский — фамилия полковника была, что называется, редкой.

Референт поскреб за ухом и задумчиво посмотрел в потолок.

— По национальности он чистокровный хабир с легкой примесью мудаковатости. Но дедушка, в принципе, тихий и добрый — его сюда перед пенсией отправили, чтоб подзаработал немного. Ребята на него не жалуются, они его с самого начала запугали всякими шпионскими страстями, так что полковник практически ручной, никуда не лезет, никого не трогает. Я думаю, вы поладите… О"кей?

Петров поднялся из-за стола, показывая, что аудиенция окончена. Встал, естественно, и Андрей, но перед уходом попросил референта помочь побыстрее решить вопрос с его размещением:

— Пал Сергеич, меня пока в транзитник засунули — говорят, приказа на перевод еще не было… Вы бы посодействовали, а? А то там тоска, даже вещи ни развесить, ни разложить.

— Нет проблем, — кивнул Петров и набрал по внутреннему телефону двузначный номер. — Алло, Игорь Николаевич? Петров беспокоит… Да, спасибо, все путем. У меня просьба небольшая — к нам в Триполи из Бенгази шеф решил паренька одного перевести… Да, переводчик… Ах, знаете уже? Ну так похлопотали бы перед супругой, чтобы она его из клоповника в нормальный номер подняла… Да, вопрос-то уже решенный… А?… Ну конечно, свои же люди, ясное дело — сочтемся… Все, спасибо.

Петров положил трубку и подмигнул Обнорскому:

— Все, можешь идти прямо сейчас переселяться, старший администратор гостиницы Алла Генриховна — жена нашего начфина. Не сталкивался еще?

— Да нет, вроде не приходилось, — пожал плечами Обнорский.

— Придется — держись ближе к стеночке, чтоб не раздавила. Она баба энергичная, как самосвал, конь с яйцами, а не баба. Мужиков по гостинице как мышей гоняет — дисциплину держит не хуже ротного старшины. Так что — потише там, без особых загулов. Я думаю, тебя на седьмой этаж определят — к Вихренко и Выродину, у них как раз одна комната свободна. Все — устраивайся, обживайся, завтра днем представим тебя Сектрису с Кипарисовым, послезавтра — на службу. Баги?[52]

— Хадир, йасиди мукаддам! — щелкнул каблуками Обнорский и пошел обратно в гостиницу.[53]

Номера для постоянно проживающих в Триполи холостяков из контингента специалистов и переводчиков представляли собой на самом деле отдельные четырехкомнатные квартиры — в трех комнатах жило по одному человеку, а четвертая — холл — была общей. В блоке была отдельная кухня с холодильником, ванная и прихожая. В общем, по сравнению с йеменской казармой условия казались просто райскими: полы покрывали паласы, в комнатах стояла слегка обшарпанная, но вполне комфортная мебель — кровати, шкафы, кресла, тумбочки. В общем, все, что нужно, чтобы, как говорил Абдулла из кинофильма «Белое солнце пустыни», спокойно встретить старость. Правда, басмач из советского вестерна упоминал, кроме «хорошего дома», еще и «хорошую жену», но тут уж, как говорится, кому как повезло в жизни…

Супруга начфина полковника Веденеева Алла Генриховна и впрямь оказалась женщиной знойной, налитой, лет сорока пяти, не больше. Ростом она переплюнула своего мужа, и разного женского богатства у Аллы Генриховны было хоть отбавляй. Впервые увидевший ее Обнорский подивился, как не трескается у нее на крупе юбка и почему не отлетают пуговицы от блузки. Резкий контраст с рвущимися на сексуальную свободу частями тела представляло лицо Веденеевой — оно было строгим, официальным и холодным.

Андрей даже слегка оробел под ее пристальным серьезным взглядом, чему сам удивился.

Алла Генриховна, видимо, уже успела получить указания от мужа насчет Обнорского, потому что без долгих разговоров определила его действительно на седьмой этаж в квартиру, где жили лейтенант Кирилл Выродин, работавший переводчиком на «Майтиге», и старший лейтенант Сергей Вихренко (тот самый, который провожал Андрея в Шереметьево-2), приписанный к группе специалистов ПВО.

Поскольку Вихренко находился в отпуске в Союзе, а Кирилл где-то шлялся, переселяться в выделенную ему комнату Обнорскому пришлось самостоятельно. Комната, доставшаяся Андрею, оказалась чистой, светлой и уютной, пожалуй, она была самым комфортабельным жилищем за все годы мыканий Обнорского по казармам, гостиницам, офицерским общагам и съемным комнатам. Андрей быстро разложил свои вещи, посмотрел на часы и заторопился — время подходило к семи вечера, через час ему надо быть у виллы Аэрофлота. Обнорский, подумав, почистил еще раз зубы, выпил найденную в холодильнике на кухне бутылку пепси-колы, побрызгался одеколоном и отправился на улицу ловить такси.