Она остановилась, потом медленно повернулась к нему. Их глаза встретились, и она вспыхнула, как маков цвет.
– Когда я приду в следующий раз, – нежно сказал он, – я останусь отведать твоих кушаний. Я слышал, что ты чудесно готовишь.
Она не ответила, только кивнула и поспешила из комнаты.
Вито ухмыльнулся.
– Не беспокойся. Такие, как только выходят замуж, перестают быть робкими. Горячая сицилийская кровь дает о себе знать.
Но мысли Паоло были далеки от сестры Вито.
– Эти новые наемники Фиоре, нанятые им в Нью-Йорке... они все неаполитанцы?
– Нет. Всякий сброд: неаполитанцы, сицилийцы, калабрийцы. А что?
Паоло не ответил. Он все еще что-то обдумывал.
– Ну, Вито, не падай духом, – сказал он, вставая. – Как только смогу, навещу тебя.
– Хочешь мой совет? Не начинай ничего. Забирай выпивку и распродай ее где-нибудь в другом месте. И не возвращайся. Если ты попытаешься торговать здесь, они тебя раздолбают, прежде чем ты сделаешь вторую продажу.
– Может быть, это и ценная мысль, Вито, но я не могу ею воспользоваться.
– Паоло, будь умницей! У тебя сейчас слишком мало людей, чтобы тягаться с Фиоре и Галлахерами. Оставь их в покое.
– Посмотрим, – спокойно сказал Паоло и поднял руки в прощальном приветствии. Этим жестом всегда пользовался и Доминик Руссо.
Когда он ушел, Вито с горечью смотрел на стул, на котором сидел Паоло, и думал, что больше никогда его не увидит.
Следующим, кого навестил Паоло, также был поправляющийся больной. Тори с перевязанными запястьями, с капельницей, введенной в руку, и пепельно-серым лицом лежала на кровати в большой больничной палате.
Паоло стоял рядом с ее кроватью и с окаменевшим лицом смотрел на нее.
– Это была глупость с твоей стороны, – грубо сказал он. – Какого черта тебе понадобилось кончать жизнь самоубийством? Что, это вернуло бы его к жизни?
Тори прерывисто вздохнула.
– Я знаю, – прошептала она. – Не кричи на меня. Больше это не повторится. – Трясущимися губами она через силу выдавила улыбку. – Только ... без него я не видела смысла в жизни.