— Они тебя убъют, — сказал Сергей, — неужели ты не понимаешь, что они тебя убъют.
— Точно, — сказал Гуня.
— Неужели ты хочешь, чтобы тебя убили?
— Не, — сказал Гуня, — зачем меня убивать? Разве это хорошо — убивать людей?
Гуня послюнил палец и начал чистить пятнышко на стволе автомата.
— Я могу вылезти в ход, — сказал Гуня, — в оранжерее есть ход. Я рассаду сажал и видел.
— Ход? Куда?
— А черт его знает. Под стену, а может, через озеро.
Сергей вытаращил глаза, и в голове у него завертелось. «Ход из оранжерии? А почему нет? Построил же Севченко коридор между двумя домами? Почему бы ему не выстроить ход из оранжереи, к зданию на той стороне, если он собирается его купить?»
А Гуня вытер автомат рукавом, высморкался и добавил:
— Слушай, я тебя выпущу через ход, а ты арестуешь Шакурова, ладно?
Гуня двигался как во сне. Где-то, наверняка без ведома Давидюка, он накачался дрянью, соломкой или даже пуншем. Он отцепил левую руку Сергея от кровати, и он долго возился с замком в дверях, так долго, что Сергей испугался, что у Гуни нет ключа.
Они спустились по узкой витой лестнице и прошли в оранжерею. В маленьком бассейне бормотал озонатор, и где-то справа мощный прожектор бил за ограду, высвечивая верхушки леса и толстый, намазанный на небо, слой облаков.
Откуда-то — далеко-далеко — раздался лай дежурной овчарки и шум съезжающего в гараж автомобиля — это, вероятно, приехал Шакуров.
— Ну, где твой ход? — спросил Сергей.
Гуня поманил его к какому-то дереву, похожему на гигантский куст пиона с коленчатыми стеблями.
— Смотри, — сказал он.
Сергей стал смотреть.
— Но это не ход, Гуня, — сказал Сергей. — это норка крота. Или землеройки.
— Ну и что? — удивился Гуня, — может, это ход под стеной. Может этот крот даже через озеро переполз.