Бомба для банкира

22
18
20
22
24
26
28
30

Учительница оказалась худенькой пятидесятилетней женщиной в желтом платье, сильно изъеденной жизнью и скверной зарплатой.

На большой перемене она увела лейтенанта милиции в лабораторную комнату за физическим кабинетом, и Сергей спросил, помнит ли она трех учеников, — Нестеренко, Шакурова и Баркина, кончивших школу восемь лет назад.

— А что, — спросила учительница, — кто-нибудь что-то натворил?

— А кто, по вашему, мог что-то натворить?

— Конечно, Нестеренко.

— А что, он был в школе главный хулиган?

— Притча во языцех. Как выражались мои коллеги, он «никогда не обращал внимания на коллектив».

— И в чем это конкретно выражалось?

— Ну, например, однажды все эти трое увлеклись фотографией. В школе был фотокружок, и комната, где проявлялись снимки, и как-то мы готовили праздничную стенгазету и сняли всех учителей. И вот Нестеренко, который очень неплохо рисовал, тайком ото всех подретушировал снимки. Тому, у кого была лысина, он сделал лысину чуть побольше. Тому, у кого были острые зубы, он сделал зубки чуть поострее. Мой бедный нос, который, как вы видите, у особ более молодого возраста называется «орлиным», он изобразил с более заметным крючком. Наши зубки стали зубастей, а подбородки — подбородистей, сообщая лицам выражение, обычно свойственное портретам известных художников Кукрысниксов. Но это были не карикатуры. Просто, когда отпечатали снимки, учителя стояли в недоумении перед газетой и думали: «Точь-в-точь, Николай Сергеевич — как раз такая гнида, но неужели я действительно так выгляжу?» Но поскольку все мы воспитаны в том духе, что фотография не может лгать, мы недели две пребывали в неведении, пока истина как-то не просочилась наружу.

— А какие были у него отношения с Шакуровым?

— Прекрасные, пока Нестеренко не исключили из школы как пособника апартеида.

— Что? — изумился Сергей.

— Вас удивляет, откуда в честной советской школе берутся пособники апартеида? У нас учился сын одного посла из бюрющейся Африки. Сын борющейся Африки бил младших ребят и все время хвастался, что его никто не побъет, потому что его папа помогает своей стране строить социализм, и что тот, кто его побъет, вылетит из школы. И вот Нестеренко подошел к нему на перемене, и дело кончилось тем, что сын борющейся Африки разбил своим задом стекло на лестничной площадке.

— И при чем тут Шакуров?

— А Саша Шакуров был в это время председателем комитета комсомола школы. Нестеренко исключали из школы, а Саша вел собрания. Говорил, что сознательная молодежь не может пройти мимо и оставить в стороне… — С ума сойти, — сказал Сергей, — и Нестеренко не набил ему морду?

— Не знаю, — пожала плечами учительница, — но вряд ли они остались друзьями, или я уже совсем отстала от нашей сознательной молодежи… — А Баркин, генеральский сын? Он какое место занимал в этой компании?

— О, он глядел в рот Нестеренко и списывал у Шакурова контрольные. Он ужасно провалился на экзамене по химии: он ничего не выучил, и Шакуров послал ему шпаргалку, а Шакуров собирался поступать в химический. Кажется, его там срезали… И вот Баркин написал на доске вещи, которые проходят только на втором курсе университета, а потом его попросили сказать, что такое основные и кислотные оксиды, — а он и не смог.

— Шакуров что, не понимал, что он этой шпаргалкой только завалит приятеля?

— А он сделал это нарочно. Он любил топить человека, делая вид, будто помогает ему.

— А Баркин что, этого не видел?