Белые рабыни,

Подойдя совсем близко к Чиуну, Римо с удивлением увидел, что ни на ногах, ни на руках, ни на подошвах ног у Чиуна не было никаких следов ожогов. Опаленная во многих местах одежда кое-где почернела и прогорела, но сам Чиун нисколько не пострадал.

При виде Римо Чиун легко поднялся на ноги и, подойдя к принцессам, стал молча следить за тем, как они ухаживают за генералом Ободе.

– Народ лони! – воскликнул он наконец. – Слушайте внимательно, потому что я пришел издалека, чтобы сказать вам эти слова. – Чиун протянул руку, указывая на корчившегося на земле от боли генерала.

– Сегодня, благодаря ему, вы узнали, какими смелыми могут быть хауса. Это – шаг к мудрости. Вы аплодировали его мужеству, а это – первый шаг к самоуважению. Лони лишились Империи не из-за хауса. Они лишились ее потому, что не смогли удержать ее. Сегодня к вашему народу вернулось его былое величие. Легенда претворена в жизнь. Дом Синанджу оплатил свой долг.

– А наше возвращение к власти? Как с этим? – спросил кто-то из толпы. Его поддержали несколько голосов. Чиун поднял руки, прося тишины.

– Ни один человек, даже Мастер Синанджу, не может даровать власть. Власть зарабатывается добрыми делами и заслугами. Президент хауса узнал сегодня что-то новое и важное для него. Он узнал, что лони больше не питают к нему ненависти из-за того, что он – хауса. Они ненавидели его, потому что он был несправедлив. С сегодняшнего дня он станет великим лидером, потому что введет лони в правительственные учреждения, чтобы хауса и лони могли вместе строить великую страну. Впредь лони будут не только слугами и сержантами, они будут советниками и генералами.

Чиун взглянул вниз на Ободе, и глаза их встретились. Ободе согласно кивнул. Потом он отвернулся и стал опять смотреть на голову принцессы Саффы – она все еще занималась его обожженными ногами, – чьи черные шелковистые волосы рассыпались по его покрывающимся волдырями лодыжкам.

– Лони должны быть достойны занять это новое для них положение, – продолжал Чиун. – И тогда вскоре в этой стране появятся короли, обладающие смелостью хауса и красотой и мудростью лони.

Он посмотрел на Саффу. Саффа взглянула на него, потом, с нежностью, на Ободе и согласно кивнула головой. Улыбнувшись, она подняла руку и положила ее на плечо Ободе.

– Народ лони, легенда исполнилась, – продолжал Чиун. – Вы можете теперь рассказывать своим детям, что видели Мастера. Вы можете сказать им также, что он вернется, если кто-нибудь вновь поднимет на вас руку, ибо вы под моей защитой.

С этими словами Чиун опустил руки, повернулся и пошел к своей хижине. По пути он взял за руку стоявшую в толпе Хиллари Батлер и повел за собой в дом.

Римо пошел за ними. Войдя, он увидел Чиуна, сидящего на своем молитвенном коврике. Недалеко от него, не спуская с него глаз, сидела на полу Хиллари Батлер.

Чиун поднял глаза, увидел Римо и сказал:

– Где ты был, когда я нуждался в тебе?

– Но ты же не велел мне вмешиваться!

– Да, не велел. Но разве достойный сын стал бы меня слушать? Нет. Он сказал бы себе: «О, это же мой отец, и раз он в опасности, ничто меня не остановит, я должен его спасти». Вот что сказал бы верный сын. Вот в чем разница между хорошо воспитанным сыном и каким-нибудь приблудышем.

– Да ладно, это же всего лишь трюк. На раскаленных углях никто не устоит.

– Пошли, – предложил Чиун. – Пошли к этим углям, и давай пройдем по ним вместе. Это нередко делают в цивилизованных районах мира, – добавил он, имея в виду при этом, что Римо знает откуда родом он, Чиун. – Это делают японцы. Даже некоторые китайцы.

– Но как? Как это у них получается?

– Потому что они живут в согласии с собой, – торжественно провозгласил Чиун. – Потому что они думают о своей душе, а не о желудке. Конечно, для этого прежде всего нужно иметь душу.