Заговор на Нуич-стрит,

– Так вы встречались с казначеем? – поинтересовался Джетро.

– Да, у нас был разговор, – ответил Маккалох.

– И как поживает казначей?

– К осени он, возможно, встанет на ноги, чего нельзя с уверенностью сказать о тебе. Перед тобой, мальчик, люди, которых не купишь, которых тебе не удастся облапошить. Мы прищучили тебя, парень, и вышвырнем твою задницу из нашего союза к чертовой матери.

Пришедшие с Маккалохом поддержали его речь одобрительными восклицаниями: «Так его! Правильно!» В зале, еще не нагретом дыханием толпы, было прохладно, однако лоб Негронски покрылся испариной, и ему пришлось вытереть платком выступившие капельки пота. Опять пересохли губы, и он не знал, куда девать руки.

– Ты с ним заодно, Зигги? – спросил Маккалох.

Негронски посмотрел на носки своих ботинок, затем на Маккалоха, потом на Джетро, склонившегося над микрофоном, словно рок-певец, и, наконец, опять уставился в пол.

– Ты за него, Зигги? – повторил вопрос Маккалох.

Негронски что-то пробормотал.

– Не слышу, – сказал Маккалох – Ты можешь слезть с крючка, Зигги. Мы знаем, что ты неплохой парень.

– Я с ним заодно, – тихо сказал Негронски.

– Что? – переспросил Маккалох.

– Я с ним! Я с ним! – заорал Негронски.

– Мне грустно слышать это, Зигги, – сказал Маккалох. – Мне тебя жаль.

Джетро рассмеялся и любовно погладил микрофон.

– Хотите увидеть, на что пошли деньги? – спросил он язвительно.

– Не слушайте этого фрукта, ему нельзя доверять, – обратился Маккалох к спутникам. – И он еще хочет стать президентом нашего союза!

Все захохотали.

Но сорока минутами позже, когда их «кадиллаки» подъехали к сверкающему стеклом и алюминием зданию на Нуич-стрит, устремленному в безоблачное небо, они больше не смеялись. Солнцезащитные стекла в окнах, сияющие бронзовые арки – от такого зрелища у многих раскрылись рты.

Не смог удержаться даже Рокко Пигарелло по кличке «Боров» из Нью-Джерси, известный своей силой и жестокостью в разборках с конкурентами.