– Можете передать содержание разговора?
– Ну, он спросил, не у меня ли Максим. Я ответила, что нет. Он положил трубку. Вот и все.
– Коротко. Вы не поддерживаете отношений с мужем?
– Я могу не отвечать на этот вопрос?
– Как хотите.
Маргелов замолчал, изучая лицо Нины Владимировны. Ее лоб был покрыт еле заметными оспинками, губы не накрашены и почти не выделяются на лице.
– Что с Максимом? – повторила хозяйка.
– Все в порядке. Относительно.
– Почему? Он снова в тюрьме?
– Можно сказать и так. Во всяком случае, сейчас он в наручниках.
Клименко покачала головой. Один раз отец вытащил Максима из тюрьмы, подумала она. И – все.
Продолжения мыслей не было. Один раз... Один раз вытащил...
– Его посадили за старое преступление? – спросила она.
– Знаете, Нина Владимировна, часто дети страдают за грехи отцов, а жены – за грехи мужей. Впрочем, последнее предположение может быть неверным. Это не вопрос, можете не отвечать.
– Вы странно ведете себя. Вы не похожи на следователя.
– И все-таки я следователь. Например, я заметил, что судьба сына вас не очень-то трогает. Это связано с его возрастом? Или оттого, что он тяготеет больше к отцу, нежели к вам?
– Это естественно, он же мужчина.
Маргелов отметил, что хозяйка ответила только на последний вопрос, оставляя без внимания его довольно рискованную реплику относительно ее прохладного отношения к собственному ребенку. Нельзя было не заметить еще одно: эта женщина очень устала.
Следователь снова пожалел хозяйку и вынужден был признаться себе, что Нине Владимировне с ее обветренным сердцем будет не так тяжело, когда она услышит часть правды о своем сыне. Однако, подумал Маргелов, как эти двое обработали сидящую перед ним женщину, постарались на славу!
Разговор действительно выглядел странным, разорванным, почти лишенным эмоций, только в начале беседы хозяйка заметно побледнела. Изменившийся цвет лица Нины сейчас можно было бы назвать привычкой организма реагировать на ситуации, подобные этой. Только привычкой, не более.