Еще в паре мест подобные выяснения отношений прошли вообще бесконфликтно. Обычно местные придерживались понятия — братва братве должна давать работать, лишь бы не хамели и шла хоть какая-то отстежка в местный общак — это долг чести.
Общак команды рос как на дрожжах. Теперь расходы в десяток-другой тысяч баксов не казались чрезмерными. Художник прикупил двухэтажный коттедж, «Опель-Фронтеро». К роскоши он относился в целом спокойно, но к хорошему привыкаешь быстро и вскоре представить не можешь, что можно жить хуже. Шайтан же только недавно выбрался с общаги — его жизнь там устраивала вполне, и ему, по большому счету, не надо было ничего. Галка, организовавшая еще две интимные фирмы, приобрела пятикомнатную квартиру, делала там евроремонт, план которого высмотрела в итальянском каталоге. Художник нашел ей бригаду хороших строителей, которых Галка постоянно предлагала кинуть.
— Чего с нас деньги какие-то строители требовать будут?! — кричала она.
— Галка. И я это слышу от дамы? Привыкай жить, как положено леди, — усмехнулся Художник.
— Нет, но отстегивать такие бабки, — она чуть не плакала.
— Да, когда привыкли только брать…
— Эх, — вздыхала она и, вынув целлофановый пакет с баксами из кармана новой норковой шубы, которую ей подарил дядя Леша во время очередного запоя, шла расплачиваться со строителями за только что отремонтированную большую комнату и ванную.
Между тем произошло событие, имевшее для Художника огромное значение. В областном выставочном зале прошла его персональная выставка. У него было какое-то непонятное ощущение — будто он взмыл вверх, ощутил сладость полета и вместе с тем открылся для всех, распахнул свою душу. Выставка была воспринята в городе вполне доброжелательно. Его знали как карикатуриста, а теперь познакомились как с хорошим графиком.
После первого дня выставки он сидел в оцепенении и смотрел перед собой. И вдруг возникла ясная, обнаженная до боли мысль — а на что он переводит свою жизнь? Что он творит со своей душой? С кем он общается — толпой одноклеточных тварей, не способных даже попытаться заглянуть внутрь себя? И на миг накатила такая жалость к себе и растраченным годам… но тут же ушла…
Однажды возникло новое дело, последствий которого никто тогда представить не мог.
— Тут один джентльмен за несколько неслабых партий левака вагон денег задолжал, — сказал Гринберг однажды, пригласив Художника в свой офис. — Раньше с ним проблем не было, а теперь…
— Кто такой? — осведомился Художник.
— Да есть мальчик-одуванчик. Живет в стольном городе. Уже месяц кормит меня обещаниями.
— И что?
— Будет еще год кормить, — вздохнул Гринберг. — Думаю, он нас просто кинуть собрался.
— Такой смелый?
— Такой жадный. И еще — ему крышуют торгуевские. Есть такие в Подмосковье.
— Слышал я. Зеленый у них в паханах.
— Так ты все знаешь, — всплеснул, руками Гринберг, умильно глядя на собеседника.
— Предлагаешь с Зеленым на разбор?