— О, Владимир Андреевич, как я рад тебя видеть! Башка покачивался, от него несло перегаром, под глазами лежали синие тени. Он попытался придать своему помятому лицу счастливое выражение.
— Привет, Башка.
— А товарища твоего что-то не узнаю.
— Еще узнаешь, — успокоил его Косарев. В комнате, пригласив незваных гостей сесть, Башка как бы невзначай положил газету на край стола. Мартынов заметил этот маневр, приподнял газету и ткнул пальцем в три хрустящих стодолларовых купюры нового образца.
— Откуда?
— Да так, отдают люди старые долги.
— Как живешь-то, Башка?
— Неплохо. Бабулька жива.
— Все так же пьет?
— Этим и держится.
— Все по карманам лазишь?
— Ни в коем случае.
Башка изложил ту же историю о барахолке, которую недавно рассказывал Матросу.
— Да, такие люди оставляют промысел. Скоро совсем профессия измельчает, — вздохнул Мартынов.
— Точно говоришь, товарищ начальник. Раньше какие люди были. Какие времена. Какие бригады сколачивали. Какие понты на гастролях держали.
— Было дело.
— Я ведь еще с Коротышкой Аденауэром работал.
Слышал о нем? .
— Как не слышать.
— Живая легенда!