— Неужели? — наигранно удивился Ледокол.
— Что это значит?
— Это значит торжество правосудия. Истинного, а не вашего, беззубого, — Ледокол произнес это холодно, так что от него действительно повеяло арктическим льдом.
— Что скажешь по поводу убийства Амирана?
— Отари в глубоком трауре. Думаешь, только брата оплакивает?
— А кого еще?
— Он напуган… Он набрал слишком большие обороты, залез очень высоко. Здоровается за руку с политиками, выступает по радио, имеет свои газеты, контролирует почти весь центр Москвы.
— И?
— И понимает, что кончит плохо. Это один из последних звонков… Знаешь, что я думаю?
— Что?
— Что в ближайшее время на Ваганьковом состоятся еще более пышные похороны.
— Это реально?
— Отари боится. Он окружил себя телохранителями. Но кого они спасли, если за тебя взялись серьезно?
— А он не собирается остановиться?
— Надо знать Отари, чтобы понять — никогда. Он разогнался на полную скорость. Летит вперед и понимает, что остановиться уже не сможет. Он познал вкус большого и не удовлетворится малым.
Вечером, придя домой и просматривая газеты об убийстве Амирана и комментарии, Аверин никак не мог отделаться от чувства какой-то подвешенности, вызванной словами Ледокола. Насколько ему можно верить? Пока еще не ошибался ни разу.
Маргарита вернулась со своих курсов повышения квалификации. Аверин купил букет цветов и отправился на встречу. Она стала еще лучше. Отрастила подлиннее волосы, немножко сменила имидж. Выглядела совсем девчонкой. Но в глазах снова голубел лед.
Они провели вечер в ее квартире. Под конец Аверин опять почувствовал — что-то не то. Трещина между ними, казалось, уже замазанная бетоном, начала расползаться вновь.
— Что с тобой, дорогая? — спросил он.
— Ничего. Совсем ничего, — отрезала она грубо.