Скованные намертво

22
18
20
22
24
26
28
30

Настроение у Аверина испортилось. Возникло ощущение, что ему, русскому человеку, опять плюнули в лицо ядовитой слюной. Хаос наступал. Зло завоевывало все новые пространства. Он физически ощущал, как происходит это.

К двенадцати часам сотрудников отдела погнали в министерский тир на еженедельные стрельбы. Аверин привычно вогнал пули в десятку — почти одна в одну. На него удивленно посмотрел новый начальник тира.

— Где учились?

— Были места.

Учили Аверина стрелять в армии — по всем правилам, при этом патронов не жалели. Командир подразделения по розыску говаривал: «Шевелись, неучи! Рука дрогнет — или своей, или чужой жизнью заплатите». Учили стрелять не по дурацким наставлениям — выставить вперед ногу, вполоборота, мягко жать на спуск. Чепуха. Учили стрелять из разных положений — лежа, стоя, запыхавшись после марш-броска или после спарринга, на время, на точность. По появляющимся мишеням и по стационарным. С двух рук и каждой рукой в отдельности, а также одновременно двумя пистолетами. Командир был немного помешан на этом деле. Но вскоре Аверин убедился, насколько капитан прав. Настал миг, когда от твердости руки Аверина зависела его жизнь и жизнь невинного человека. Оскаленное лицо беглого зека, заточка у шеи заложницы — восьмилетнего ребенка. И мягко скользящий по спуску палец. Аверин попал в десятку…

Пообедав, он отправился на Петровку. Туда начали подтягиваться оперативники с делами по квартирным убийствам. Аверин уселся их листать. Очередной лопоухий, нахальный, одетый с иголочки, лет двадцати пяти опер сидел перед ним, положив ногу на ногу, и рассеяно изучал что-то на потолке. Он имел вид человека, которого ничего в этой жизни уже не трогает.

— Ты зачем в милицию пришел? — поднял на него глаза Аверин.

— С преступностью бороться, — со скрытой усмешкой произнес оперативник.

— Хорошо борешься… Версии не отработаны. Поквартирный опрос не закончен — месяц со дня убийства прошел! Мероприятия намечены формально. Тут же все на поверхности — за что надо цепляться.

Оперативник пожал плечами.

— На мне этих дел — тьма тьмущая. Восемь человек в отделении по убийствам на весь округ. Какие там версии? А на территории всем до лампочки — у них учет по палкам. Им легче двадцать краж, чем одно убийство раскрыть. Прокуратуре до фонаря. У суда одна задача — дело довалить. А я с преступностью не борюсь? Крайний?

— Крайний, — кивнул Аверин. — Если не нравится, иди в ГАИ — поборами заниматься. При деньгах — и забот никаких.

— Спасибо за пожелание.

— Пожалуйста…

Полдня Аверин потратил на изучение дел. Пролистав последнюю папку и сделав выписки, Аверин отодвинул ее и сказал Савельеву:

— Давай к твоему начальнику отдела. А потом к Федосееву.

Триста двадцать пятый кабинет, за дверью — небольшая приемная, там за столом пожилая секретарша, достопримечательность МУРа — пережила многих руководителей. Аверина, Савельева и начальника отдела по тяжким преступлениям против личности принял Федосеев — обаятельный, интеллигентный человек, мощный профессионал. Он неоднократно по всем вопросам занимал непримиримую жесткую позицию и поэтому имел конфликты с руководством — и с прошлым начальником ГУВД политиком-вредителем Мурашовым, и с нынешним гаишником Панкратьевым.

Выслушав от Аверина короткий доклад, Федосеев моментально въехал в суть дела.

— Людей предоставим. С прокуратурой договорюсь, — кивнул он. — Все оперативные мероприятия гарантирую вне очереди.

— Идет, — удовлетворенно произнес Аверин.