Скованные намертво

22
18
20
22
24
26
28
30

— Правда.

— Слава, я вас люблю. Давайте выпьем на брудершафт.

— Да рано вроде.

— В самый раз.

Кто-то говорил очередной тост, а Аверин выпил с Милой на брудершафт.

Гости тоже причастились.

— Нет, ну кто догадался купить такие маслины? — вновь забубнил Сергей. — Хорошо-о.

Потом опять пошли тосты. Пили, ели, славили женщин, родителей виновницы торжества, родителей всех присутствующих. Через некоторое время кое-кто начал выпадать из седла, и вот уже первая голова ткнулась со стуком о стол. Зазвучала музыка, и гости пустились в пляс. Мила вытащила Аверина. Танцевал он не очень хорошо. Мила прижималась к нему всем телом, и это вызывало сладостное чувство. Он был не пьян — не собирался надираться. Поймал на себе негодующий взор хозяйки и слегка пожал плечами — мол, куда денешься, прирожденная интеллигентность не позволяет выбросить блондинку за борт.

Потом гости начали кучковаться, и Мила заявила:

— Пошли знакомиться. В твоей шахте ты и представить не мог, что попадешь в отпадный бомонд Москвы.

Рядом с бородатым бывшим мужем Светы франтоватый лысоватый мужчина, выглядевший по-мальчишески легкомысленно, хотя на деле прожил минимум лет сорок, с обаянием бормашины жужжал:

— Ах, а помните эти строки Мандельштама:

Я блуждал в игрушечной чаще

И открыл лазоревый грот…

Неужели я настоящий,

И действительно смерть придет?

— Помню, — кивал бородач, хотя по его виду было понятно, что ничего он не помнит.

Блондинка представила Аверина любителю Мандельштама.

— Фима, это Вячеслав. Он шахтер.

— Я тоже шахтер. Добываю словесную руду, — улыбнулся томно Фима.