Заблудившиеся на чердаке

22
18
20
22
24
26
28
30

- Как же они погасают?

- Да вот, взгляни сам. Шестой по счету уже не дышит.

Считая шары, Евгений Захарович прошел чуть дальше и в конце загадочной шеренги в самом деле разглядел "мертвеца". Шар также висел в пустоте и неуловимо медленно вращался, но в отличие от собратьев действительно уже не жил - то есть был абсолютно черен, тускл и не поражал воображение. Евгений Захарович вгляделся. Как смерть отличается от жизни, так и этот шар отличался от своих соседей. И дело было даже не в цвете, в чем-то ином, что невозможно было определить словами. Шар просто "не дышал". Ни шевелящаяся над его поверхностью сизая дымка, ни едва угадываемые прожилки на потемневшей коже не оживляли картины. Он действительно был мертв и холоден.

- Что же с ним такое стряслось?

- Кто ж его знает, - Юрий пожал плечами. - Мы уже и пункций не меньше десятка делали, и микроскопами наезжали... Нет там никого, понимаешь? Ни единой живой души.

- Но ведь были.

- Были. Еще позавчера. И сплыли. Его теперь хоть пополам распиливай. Внутренняя температура - абсолютный нуль. И нет там больше никакой плазмы. Остыла. За одну-единственную ночь, - Юрий подошел к столу, достал пару мензурок и большую бутыль с прозрачной жидкостью.

- Спирт, - объяснил он. - Примешь чуть-чуть?

Евгений Захарович покачал головой.

- Ну, а я приму. Мне эти "мертвецы" вот уже где, - Юрий чиркнул себя пальцем по горлу. Глаза его беспокойно бегали по лаборатории. Было видно, что ему не по себе. Выпив из мензурки, он с шипом выдохнул из себя воздух, сумрачно крякнул.

- Затеяли эксперимент, идеологи хреновы... Ты знаешь, сколько ему лет? Я об эксперименте... Так вот, милый мой, - ровнехонько сорок на днях исполнилось. Некоторым образом - юбилей, а только результата по-прежнему нет.

- Да?.. А какой он должен быть? Результат?.. - голос у Евгения Захаровича сел.

- Ха! Если б мы знали! - Юрий спрятал бутыль обратно в стол и пересел поближе. - Думается мне, Жень, что все для того и затевалось, чтобы подглядеть, чем оно там кончится. И чтобы, значит, самим потом не повторить... И никто тогда не подозревал, что зачать-то проще простого, а вот сговориться и пронаблюдать... У них ведь все там иное! Наука, языки, обмен информацией... И разиков этак в семьсот быстрее. Несостыковка, понимаешь? Так что наблюдаем одни лишь результаты. А они у нас, сам видишь, какие.

- Тогда стоило ли все это затевать? Такие затраты - и ради чего?

- Это, Жень, с какой стороны на все взглянуть. Была, скажем, такая наука евгеника, - запретили. Оно и понятно, - интересы индивидуума - это всего-навсего интересы одиночки. Ну, а если глобальнее за дело взяться? Не о почках с селезенками думать, а разом о миллионах почек и селезенок? Улавливаешь, нет?.. Они ведь там тоже живут, головы ломают - как и что. И ведать не ведают, что рядышком мы с фонендоскопом - пыхтим и ждем, когда кто-нибудь сообразит каким же образом из всего этого выкручиваться.

- Послушай, может, и генетику поэтому запретили? - Евгений Захарович снова поглядел на безжизненный шар. - Чтобы, значит, блюсти секретность и все такое.

- Может, и так, - голос Юрия снизился до шепота. - Только я, Жень, так думаю: Господа Бога не переплюнешь. Как там ни суетись. И на чужом горбу в рай не въедешь...

- Но ты говорил, что один-единственный у вас получилось. Что был какой-то контакт. Лет пять назад.

Юрий скривился.

- А что толку?.. Спалили и тот шар. Как сотни предыдущих. Термитная печь и вытяжной шкаф - вся здешняя перспектива. То есть, может, и вышло бы что путное, только не с нашими Гиншпугами. Пока расшифровывали сигнал, пока докладывали по инстанциям - то да се, неделя прошла. В общем сдох шарик. Устал ждать. А тот сигнал, очень даже возможно, был их последним SOS. Дали по вселенной радиопосылом и сгорели.