Заблудившиеся на чердаке

22
18
20
22
24
26
28
30

- Ишь!.. Возражает чего-то!

Утенок согласно прищелкнул клювом и сердито завозился на своих поджатых лапах.

- Хватит ему... А чего хватит, и сам не знает. Перепугался, работничек! А вот зарубеж надувать - не пугается. Сказали писать - и пишет. Писатель!

- Они сейчас все писатели. Особенно по части диктантов, - подхватил голубь. - Пишут и пишут!.. Ни тебе хлебушка птичкам, ни ласки. Все свиньям скармливают, то бишь - опять для себя же. А нас, крылатых, - все больше из поджигов, да из рогаток. Одно слово - интеллигенты!

- Это точно. Вчера летел над киоском, - язвительно закрякал утенок, и тоже одного интеллигента наблюдал. Возмущенно так стоит и вещает продавщице: "Не ну-ка возьми-ка, а нате-ка возьмите-ка". Сразу видно эрудит...

- Что скажешь, - молодец!..

- Хватит! - гаркнул Евгений Захарович и врезал ладонью по столу. Так врезал, что подпрыгнул на месте пухлый проспект и испуганно замерла трепещущая авторучка. Евгений Захарович и сам себя испугался. Вдохнув поднявшуюся над столом пыль, громко чихнул. Пыли взметнулось еще больше, а птицы, оставив на карнизе парочку блеклых перьев, улетели.

Наваждение прошло. Трубка лежала на своем положенном месте, в дверь деликатно постукивали ботинком. А чуть погодя заглянула и Пашкина голова.

- С кем это ты так, гражданин начальник?

- Да... - неопределенно протянул Евгений Захарович. - Лоботрясов одних пугнул.

- Ты с этим поосторожней. А то там Костик бутербродом подавился. По всей комнате куски раскашлял.

- Скажи ему, что больше не буду.

- Да черт с ним, не помрет... Мы тут Юрику трансформатор в портфель сунули. Килограммов на восемь. Пойдешь глядеть, как он домой почапает?

- Не знаю...

- Ну, смотри, - Пашка исчез, дверь захлопнулась. Но ненадолго. Скрипнули половицы, и в кабинет развязной походкой вошел Трестсеев.

- Черт-те что с этими телефонами! Говорил, говорил, а, оказывается, не с тобой, а с какой-то бабенкой. И она, главное, тоже ничего понять не может. Объяснила, что мужу звонила. Ага, как же... - Трестсеев оглядел кабинет и снизил голос до заговорщицкого шепота.

- Рассказывают, ты с начальством тут споришь, к директору на днях рвался. Еле-еле Зиночка удержала, - заметив недоумение Евгения Захаровича, Трестсеев вскинул ладонь. - Знаем, знаем, не отпирайся! Слухами, как говорится, Москва полнится... Революцию хочешь поднять? Зря. Хотя понимаю. По-человечески понимаю. Откровенно говоря, мне самому эти церберы от политики - вот где! Я ведь уже давно статейками балуюсь. Проблемы ИТР, бригадные подряды... Неужели не читал? Странно... А в общем зажимают. Как и все передовое. Вечерами пыхтишь, фразочки формируешь, афоризмы разные, а все равно придираются. Вслух не говорят, но я-то понимаю - цензура. Хотя с другой стороны и они правы. Конформизм - штука опасная. Всякому позволить, - что же начнется? Ты как считаешь?

Евгений Захарович и сам не заметил, как у него успели остекленеть глаза. Так уж влиял на него этот Трестсеев. Беседовать с ним было равносильно пытке. Евгения Захаровича начинало клонить в сон после первых же фраз. Он и без того старался обезопасить себя и смотрел не в лицо, а в грудь Трестсееву. И все-таки глаза стекленели, в голове начинала твориться дремотная неразбериха.

- Конформизм? Что же... Во-первых, это еще один "изм". А, во-вторых, относиться к нему можно по-разному. Я лично считаю, что слово это интересное и многообещающее. Если в словарях оно присутствует, стало быть, не все еще потеряно.

- Разумно, - Трестсеев принял его слова, как должное. Одобрительно качнув головой, расположился в кресле, закинул одну элегантную брючину поверх другой - не менее элегантной.