Небо падает,

Алексей Земятин был в буфетной, где следил за тем, как на французский манер чистили серебро. Жаль, конечно, что оно не сияло по-русски. Граф, как большинство русских аристократов, предпочитал все французское. Поэтому он перед войной брал Алексея с собой во Францию. В ежедневном обиходе было столько серебра, что на него можно было бы целый год кормить человек двести крестьян, но в то время Алексей Земятин об этом не задумывался.

Серебро принадлежало графу, а при мысли о двухстах голодных крестьянах Алексей прежде всего радовался, что не принадлежит к их числу. И он готов был посвятить свою жизнь тому, чтобы так было и впредь.

У юного Алексея были довольно приятные черты лица, немного напоминавшие черты лица самого графа, что давало повод для сплетен о том, что в жилах Алексея течет благородная кровь. Он не пытался этого отрицать, хоть мать и говорила, что отцом его был один купец, который как-то раз переночевал в усадьбе, сказал ей пару нежных слов и наградил Алексеем, ставшим ее единственной радостью в жизни.

Алексей, когда граф позвал, не кинулся бегом из буфетной. Он пересчитал серебро и оставил все под надзором старого дворецкого. Он давно понял, что, хоть люди и должны быть честными, на деле так бывает далеко не всегда.

Алексей не доверял ни одному из них. Доверял он только своей матери и графу, который был человеком исключительным.

Граф Горбатов владел огромным поместьем, которое тянулось на сотню миль, и было у него где-то от сорока до восьмидесяти тысяч душ. Точного количества никто не знал. В те времена жнецов на поле не считали, как не считали и тех, кто рождался и умирал в крестьянских лачугах.

Крестьяне свято верили, что граф Горбатов выше лжи. Алексей привык считать, что, если бы у поместья не было хозяина, поля бы так хорошо не родили. Многие считали, что жизнь им дадена Господом Богом да господином графом.

– Алексей, поторопись, – сказала мать. Она была горничной одного из этажей, а это была весьма важная должность. Быть горничной, а не крестьянкой значило лишних десять, а то и двадцать лет жизни. Так просто и так ценно. – Спеши, спеши, он зовет, – повторила мать.

Она всегда боялась, вдруг Алексей будет недостаточно расторопен, и его пошлют работать в поле.

Он ответил ей улыбкой – он прекрасно знал, как она гордится сыном в мундире с позолотой и напудренном парике, походившим на слугу в королевских покоях Франции восемнадцатого века. Одни башмаки на нем стоили столько, сколько крестьянин зарабатывал за год.

Алексей быстрым шагом направился в малую гостиную, где в обтянутом шелком кресле сидел граф, маленький тщедушный старичок.

– Ваше сиятельство, – проговорил Алексей, входя в просторную устланную коврами комнату.

Он встал, щелкнул каблуками и почтительно склонил голову. В комнате витал легкий аромат утреннего кофе. Как и любой хороший слуга, он отлично умел подавлять в себе чувство голода. Это умение позже помогло ему выжить, как помогло оно всему русскому народу. Ведь это, как и паника – всего только чувство. Умеешь подавлять одно, научишься подавлять и другое. Алексей стоял и ждал, что скажет ему граф.

– Алексей, я собираюсь довериться тебе в одном важном деле.

– Благодарю вас, ваше сиятельство.

– Идет война, великая война. И нам ее не выиграть.

Алексей кивнул, показывая, что он слышал об этом.

– Не думаю, чтобы ты разбирался в военных стратегиях – это удел людей другой крови. Но это не вина твоя, так же, как не обязанность. Очень скоро сюда придут солдаты.

– Желаете, чтобы мы подготовились к встрече немцев, ваше сиятельство?

– Придут не немцы, придут русские.