Небо падает,

– Лишь Синанджу воссоединяется с восходящим солнцем. Искренне сомневаюсь, что водопроводчики из Огайо или бухгалтеры с Мэдисон Авеню воссоединяются с восходящим солнцем.

Чиун отвернулся. Он собирался прекратить разговор с Римо, но тот отправился приготовить себе рис на завтрак и не заметил бы его выказанного пренебрежения.

– Я прощу тебе это, потому что ты думаешь, что ты белый.

– Я и есть белый, папочка, – ответил Римо.

– Нет. Ты не мог быть белым. Я пришел к выводу, что ты не случайно стал Синанджу.

– Я не собираюсь писать на твоем пергаменте, что моя мать была кореянкой.

– Я тебя и не просил, – сказал Чиун.

– Я понимаю, что ты пытаешься объяснить, каким образом единственный из всех, кто овладел солнечным источником всех боевых искусств, Синанджу, не только не кореец, но даже не представитель желтой расы. А белый. Чисто-белый. Ослепительно белый.

– В последнее время я не писал истории, потому что не хотел говорить о неблагодарности белого, о том, как они друг за друга держатся, несмотря на то, что всем, что в них есть хорошего, они обязаны человеку доброму, благородному и терпимому, бездумно потратившему лучшие годы своей жизни на неблагодарного.

– Это все потому, что я не подпишусь под тем, что я не белый, – сказал Римо.

Во время своего обучения он читал эти истории и знал весь род убийц так, как английский школьник учит генеалогические древа королевских фамилий.

– Ты говорил, что воспитывался в приюте. Какой сирота знает свою мать, а тем более – отца? У тебя мог быть отец кореец.

– Когда я гляжусь в зеркало, у меня таких мыслей не возникает, – сказал Римо.

– Есть такие заболевания, от которых глаза по каким-то таинственным причинам становятся круглыми, – заметил Чиун.

– Белый я! И мне понятно, ты не хочешь, чтобы это попало в историю Синанджу. Когда я получу свитки, то прежде всего напишу, как я счастлив быть первым белым человеком, постигшим тайны Синанджу.

– Тогда я буду жить вечно, – заявил Чиун.

– Ты сейчас в самом расцвете. Ты же сам говорил, что все становится на свои места только к восьмидесяти.

– Я должен был так говорить, чтобы ты не волновался.

– За тебя я никогда не волнуюсь, папочка.

Стук в дверь помешал Чиуну присовокупить это оскорбление к другим, хранившимся в его перечне несправедливостей. В дверях стояли трое полицейских и детектив в штатском. Римо заметил, что у остальных дверей тоже стоят полицейские и детективы. Полицейские сообщили Римо, что у них есть все основания предполагать, что три постояльца, прибывшие в город на съезд, были жестоко убиты. Каким-то образом они были сброшены с тридцатого этажа. Они были уверены, что все произошло именно на тридцатом этаже, потому что двери лифта были здесь раздвинуты, а кабина покорежена и приподнята вверх, чтобы освободить проем, куда и были сброшены тела. Сложность была в том, что они не смогли обнаружить машину, при помощи которой это было сделано. Не слышали ли уважаемые постояльцы шума машины сегодня утром?