Последний алхимик,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Знает или нет? – снова спросил Чиун.

– Почему бы вам, не спросить ее об этом саму – по телефону, например? – сказал Голденсон.

Брустер засмеялся и похлопал адвоката по плечу. Консуэло только вздохнула. Римо по-корейски обратился к Чиуну: “Папочка, этот молодой человек – вполне приличный адвокат по уголовным делам из тех, которых покупают за деньги. Ты ничего от него не добьешься, если будешь обращаться с ним как с ребенком. Для Консуэло он и так крепкий орешек. Ты ведь ничего не смыслишь в американском законодательстве. Пожалуйста, предоставь это ей. Сделай милость”.

– Какой у нее номер телефона? – осведомился Чиун.

– Ах, да, – отозвался Голденсон.

– Может, я пока схожу искупаюсь? – спросил Брустер. Насколько он мог судить, опасность миновала.

– Я не могу так работать, – пожаловалась Консуэло Римо.

– Так какой у нее номер?

– Вам в самом деле он нужен? – спросил Барри Голденсон и поправил на руке часы “Ролекс” стоимостью не менее семисот долларов.

Чиун кивнул. Смеясь, Барри Голденсон, эсквайр, продиктовал Чиуну номер телефона во Флориде.

Чиун набрал номер.

– Я сейчас умру от стыда, – сказала Консуэло. Ей не пришлось просить Брустера задержаться, он и сам остался ради забавы. Ничего более потешного ему видеть еще не приходилось. Этот азиат, видите ли, звонит матери одного из самых престижных адвокатов в штате.

– Алло, миссис. Голденсон? – сказал Чиун в трубку. – Вы меня не знаете, но это не имеет никакого значения. Я звоню по поводу вашего сына... Нет. С ним ничего не случилось, и ему ничто не грозит. Нет, я не знаю, с какими женщинами он путается... Я звоню совсем по другому поводу. Должен вам сказать, что такой симпатичный парень, наверное, рос окруженный вашей заботой. Я прекрасно это понимаю, потому что сам вырастил мальчика. – Чиун посмотрел на Римо. Тот всей душой болел за молодого адвоката. Еще он болел за женщину, вынужденную выслушивать Чиуна. Римо был готов переживать за кого угодно, только не за Чиуна. – Ну, да... Вы все в него вкладываете, но когда возлюбленное чадо перестает вас даже замечать... Да, да... Сокровище нашего рода... на протяжении стольких поколений... скучаешь... а потом, стоит только попросить о чем-то... впрочем, миссис Голденсон, это мои проблемы... Но вашему сыну еще можно помочь, потому что я вижу, вы воспитали его правильно... чистая ерунда... так, пустяк... Преуспевающий адвокат, миссис Голденсон... Разве можно, чтобы он носил на ногах... я даже слова этого сказать не могу... Нет, не скажу... вы с ума сойдете... Кроссовки!

Чиун немного помолчал, потом протянул трубку Голденсону. Тот поправил жилет своей тройки и откашлялся.

– Да, мама, – сказал он. – Никакой он не милый человек, мама. Я веду очень важное дело, и мы выступаем по разные стороны. Они на все способны, лишь бы отвлечь... Мама... Он не милый человек... Ты его не знаешь... Ты никогда его не видела... Между прочим, я ношу то, в чем в Калифорнии ходят многие бизнесмены, потому что это удобно... Да ты знаешь, кто носит спортивную обувь в суде? Тебе знакомы эти имена – ...

Голденсон залился краской и стиснул трубку. Он ни на кого не мог глаз поднять. Наконец он протянул трубку Чиуну.

– Она еще хочет с вами поговорить.

– Да, миссис Голденсон. Надеюсь, я не причинил вам беспокойства. Да ради бога, и спасибо, я буду счастлив познакомиться с вами лично, если мне доведется побывать во Флориде в Бойнтон-Бич. Нет, я со своим сыном уже ничего не могу поделать. Сокровище погибло, но он продолжает считать, что пропавший у кого-то бесполезный металл имеет большую ценность, нежели фамильная история. Что тут будешь делать?

После этого Чиун протянул трубку Голденсону и спросил, не хочет ли тот еще что-нибудь сказать своей матери? Голденсон помотал головой. Он открыл портфель, быстрым росчерком выписал чек и протянул его Брустеру.

– Потом уточним окончательную сумму, – объяснил он.