– Ты кого послал на переезд? – глядя в заледенелое окошко, спросил Полковник.
Тот, к кому он обратился, расстегнул верхнюю пуговицу и посмотрел на командира.
– Кого ты сказал, тех и послал.
– Усатого с Колькой?
– Их…
– Что-то от них ни слуху, ни духу.
– Придет время – услышим. Доложат.
– Ну что ж, тогда остается ждать. Можно часа два подремать, нечего с машинами лишний раз на переезде светиться. Это хорошо, что Усатого послал…
Полковник сел, опустил голову на стол и уткнулся лицом в карту.
«Усатого при всех по имени не называть» – подумал он, чувствуя, что расслабляется, рслаксирует, таких моментов он боялся больше всего. Не ровен час и скажешь лишнее.
Полковник прикрыл глаза.
«Как же, скажу я вам, куда мы с ящиками отправимся, от больших знаний большая печаль.., или как говорили мне в детстве те, кто не читал Еклезиаста: много будешь знать – скоро состаришься. Старость, ребята, грозит немногим из нас, ой, немногим», – полковник беззвучно рассмеялся.
Двое мужчин в военной форме, в теплых пятнистых бушлатах брели по глубокому снегу к переезду – туда, где виднелась маленькая, занесенная с одной стороны будка стрелочника. Над трубой поднимался дым. Чуть левее, на запасных путях, чернели составы, груженые лесом. Среди снегов возвышалась мачта семафора.
Когда до дома стрелочника оставалось метров пятьдесят, люди в военной форме остановились, поправили ремни коротких, с откидными прикладами, автоматов. Худощавый мужчина лет тридцати пяти с покрытыми инеем усами расстегнул бушлат и вытащил небольшую рацию с мягкой, обтянутой резиной антенной. Он поднес рацию ко рту и принялся вызывать:
– Полковник! Полковник! – летело в эфир. Наконец-то ответил уставший голос Полковника:
– Вы уже на месте?
– Почти. Метров двести пятьдесят – и мы у цели. Все остается в силе?
– Да.
– Хорошо, а то я уже думал, снова отменишь.
– Нет, теперь – точно.