– Неужели? – спросил Судаков.
– Именно так.
– А почему я ничего не знал?
– Решили, что об этом должны знать как можно меньше людей.
– Кто курировал операцию?
– Я, – коротко вздохнув, выдавил из себя Болеслав Францевич Малишевский. – Считай, что и ты в жопе.
Генерал Судаков подошел к стенному шкафу, спрятанному за дубовой панелью обшивки, открыл его, распахнул дверцу, легко толкнув ладонью, вытащил пузатую бутылку коньяка и две хрустальные рюмки на длинных тонких ножках.
– Сколько было ящиков?
Болеслав Францевич поднял правую руку, растопырил пальцы, затем сжал и показал указательный.
– Ничего себе – сквозь спазм выдохнул Судаков и тут же наполнил рюмки. Он, даже не чокаясь с генералом Малишевским, быстро опрокинул свою рюмку в рот и наполнил ее вновь.
– Колом в горле не стала?
– Дошутишься.
Генерал Малишевский медлил. Он стоял у длинного стола, опустив лысоватую седую голову с большим высоким лбом, изборожденным глубокими, но редкими морщинами. По щекам бегали желваки.
– Да выпей ты – зло выкрикнул Судаков.
– Боюсь, не полезет.
– Тогда закури, я тебе разрешаю.
– А куда ты денешься? И ты в этом деле замешай.
– Спокойно, спокойно, Болеслав, – отойдя на два шага от собеседника, словно тот был заразным, прошептал Николай Васильевич Судаков, – ты мой отдел пока в это не впутывай. Я знаю лишь то, что знаю литерный поезд с грузом ЕАС-792 потерпел катастрофу на таком-то перегоне. Больше я пока ничего не знаю. Официально мне никто не докладывал, никто ничего не приказывал, никто не уполномочивал ничем заниматься. Так что ты погоди, Болеслав Францевич, вешать на меня дохлых собак, и без тебя тошно.
– Я знаю, почему тебе тошно.
Генерал Судаков поднял голову, тряхнув пышной шевелюрой и вопросительно посмотрел на Малишевского.