Русский Рэмбо для бизнес-леди

22
18
20
22
24
26
28
30

– Было, – кивнул Шведов и протянул сложенный лист бумаги. – Чтобы получить его, пришлось побывать в квартире экс-генерала Кострова в.., в его отсутствие,.

Дрожащими пальцами Скиф развернул второе письмо.

"Любимый мой, вот и состоялось свидание с судьбой. Она такая обманщица!.. Рано или поздно приходится платить по счетам, куда деваться!.. И самый большой счет – за преданную мною любовь к тебе.

Пришел ты из своих пустынных горизонтов, и поняла я – у любви нет цены: ни в долларовом, ни в карьерном, ни в каком ином эквиваленте… Цена ей – жизнь.

А поняв эту простую истину, я не могла больше делать ставки на "ярмарке тщеславия". Неважно теперь, кто и каким образом отомстит мне за это… Не верю никому, только тебе. Если со мной что-нибудь случится, похорони меня в этом платье – ты помнишь его?.. А потом скорее забудь меня и не печалься, любимый. Умоляю, не отдавай Нику моему отцу! Не отдавай Нику моему отцу!!!"

– Ее убили? – сдавленным хрипом спросил Скиф.

– Теперь уже никто не скажет: женской интуицией почувствовала конец и написала тебе это письмо, – ответил Шведов.

– Для пользы дела я возьму их. Эти письма у меня будут сохраннее, не возражаешь? – спросил Шведов. – Я с них ксероксы снял. Ксерокс с подлинного, смотри, даже у нотариуса заверил. Храни для дочери.

И еще… Пощупай Романова. Скажи ему, если спросит, что твои казачки из багажника тогда изъяли этот пакет. Они, мол, у меня всегда на стреме, думали, мину подсовывают.

– Для какого дела?

– Многая знания – многая печали, поверь мне, Скиф, – невесело усмехнулся Шведов и, протянув ему еще один конверт, продолжил:

– Мы перехватили телефонный разговор Коробова с Костровым. Отец по требованию Ольги, не зная еще о ее гибели, отправил в Москву Нику. В письме указано, куда и когда она прибывает. Даны установки. Будь осторожен.

Скиф взял конверт и молча крепко пожал руку Шведову.

Глава 27

В шестидесятых и семидесятых генерал-лейтенанту ФСБ Егору Дьякову, сыну врача из кержацкого тобольского села, самому мечтавшему в юности о скальпеле хирурга, пришлось во многих странах мира тянуть лямку разведчика-нелегала.

В идиотских фильмах, которые генерал на дух не переносил, нелегалы в чужих странах вращаются среди сливок общества и выуживают секреты у обольстительных дам в постели. В жизни это – тяжелый, грязный труд, чаще всего среди человеческого отребья, требующий исступленной работы мозга, собранной в кулак воли и звериного ощущения постоянной опасности, к которой невозможно привыкнуть.

В конце пятидесятых советская внешняя разведка стала пополняться сынками партийных и чиновных бонз. Некоторые из них, попадая за рубеж, перевербовывались иностранными спецслужбами, сдавая с потрохами разведсеть родной Конторы. Часто и по своей воле становились невозвращенцами, выдавая себя за жертв коммунистического режима.

В те годы по заданию Центра Егор Дьяков осуществлял за рубежом несколько хирургически точных акций по ликвидации таких "двухстволок", тех, кто стал работать против своей страны. Ему также приписывали ликвидацию предателя, выдавшего американцам легендарного разведчика-нелегала Абеля. После этого к Егору Дьякову накрепко припаялась кличка – Инквизитор. Коллеги и даже начальство стали побаиваться этого аскетичного человека с непроницаемыми глазами, свободно владеющего многими европейскими языками.

В середине восьмидесятых Инквизитора отозвали из-за рубежа в Центр.

Перестройку он вначале принял всем сердцем. Понимал, что она необходима для оздоровления всей жизни народной и для зашедшей в тупик экономики страны. Но события последующих лет заставили его глубоко разочароваться в самой перестройке и во всех ее авторах. События августа девяносто первого и особенно октября девяносто третьего года он воспринял как свои личные трагедии.