– Увы мне – винца попил ся, братие. Ибо сказал Екклесиаст: "Пиры устраяются для удовольствия, и вино веселит жизнь, а за все отвечает серебро".
– А разве в православной церкви Екклесиаста чтут? – снова удивил всех неожиданной почтительностью Алексеев, который и тут не притронулся к еде.
– Мирское чтиво, – печально согласился поп и опустил лицо, разгоряченное коньяком, в ладони, словно хотел омыть его невидимым потоком. – Вкушайте пищу побыстрей, братие. В вертепе сем небезопасно.
Скиф со скрытой тревогой в глазах глянул на попа Тот выразительно ответил ему трезвым взглядом.
– И где ты это так в религии наблатыкался? – спросил Алексеева уже изрядно повеселевший Засечный.
– Пулеметчик Владко Драгич в моей роте из монахов был. Царство ему небесное.. Помнишь?
– "Владко-Владко, жить не сладко", – припомнил Скиф чужую поговорку. – А что, отец…
– Мирослав, – представился поп.
– Так что, отец Мирослав, у вас за вино и еврейского царя Соломона на гражданку списывают?
Поп сгорбился, опершись бритым подбородком на кулаки. Голубые прозрачные глаза так долго изучали Скифа, будто тот гипнотизировал его взглядом.
– Тяжкий грех меня коснулся… Грех провидчества.
Скиф зябко передернул плечами, на лбу проступил холодный пот, по рукам забегали мурашки. Спросил, не разжимая рта:
– Сны мучают или видения?
– Всяко случается…
– А что в том плохого?
– Бог не велит заглядывать в будущее. Дьявол отверзает очи зрящим судьбу. Просыпается сомнение.
Скиф застыл с полуоткрытым ртом, долго неотрывно высматривал что-то в ясных глазах попа, потом с неожиданной веселостью махнул на все рукой и налил в рюмки "Русской".
– Выпей, отец, нашей водки, да пошли переговорим, если ты настаиваешь. От зауми хохлацкой церкви вашей душу выворачивает. И у нас просыпается сомнение.
– Отчего же не выпить "Русской", если я с рождения крещенный в русской православной церкви Московского патриархата.
– Сомнение действительно есть, – слишком откровенно бухнул Засечный. – Уж больно ты на русского не похож, батя.
ebooksa