– Да нет… За "подвиги" в Карабахе и Сербии.
– Вона что! – присвистнул казак и, бросив через плечо косой взгляд на Скифа, добавил:
– Пока мои станичники в Москве, ничего не бойся.
Чем дальше отъезжали от центра, тем темней и неприглядней становились заснеженные улицы.
Глава 12
Скиф, помня обещание, не стал высвечивать адрес, который дали ему таинственные благодетели на упаковке от жевательной резинки. Попросил Павла высадить его у кинотеатра за квартал от нужного ему дома. Микрорайон типовой застройки, ничего примечательного. От всего сегодняшнего балагана в душе осталась какая-то сосущая тоска неустроенности, которая в Сербии не давала ему покоя даже среди своих.
Он устал, не хотелось идти по новому адресу, встречаться там и учтиво разговаривать с чужими людьми.
У двери квартиры напротив его будущего временного пристанища, где ему обещали вручить ключи, Скифа несколько раз настойчиво попросили назвать свое имя. Он долго раздумывал, потом все-таки назвался Скифом.
После этого дверь приоткрылась на цепочку.
– Подойдите поближе к двери, – потребовал тихий женский голос. – Не так близко, я не могу вас рассмотреть.
Скифа долго и придирчиво изучали, а может быть, просто дурили голову, чтобы сподручней было дружно навалиться сзади и силой втолкнуть его в квартиру.
Он на всякий случай раскрыл в кармане складной нож… Но сзади ни шагов, ни голосов в темном подъезде не услышал. Наконец дверь отворилась, но так, что боком не протиснуться.
– Проходите, пожалуйста. – Проговорив это, женщина тут же отступила в неосвещенный угол полутемной прихожей, так что Скиф не успел рассмотреть ни лица ее, ни фигуры. Снова началось придирчивое сличение физиономии Скифа с фотографией в ее руке.
Он уже успел возненавидеть эту глупую бабу. Взялась не за свое дело ради несчастных копеек.
– Ну что, тетка, похож или нет?
Женщина молча прислушалась к гудению лифта, потом тихо сказала, шагнув из темноты угла на свет:
– Здравствуйте! Я – Аня! – и, приветливо улыбнувшись, несмело протянула руку лодочкой.
Вся она была ладная из себя, длинноногая, с тяжелой натурального пепельного цвета косой, с открытым, без бабьих макияжных ухищрений, слегка скуластым лицом, на котором широко распахнуты южнорусские ореховые глаза, а в них скорбными церковными свечками тлеет незатухающая, неизбывная боль, которую они хотели бы скрыть от всех, да боль-то выше сил человеческих. Это Скиф определил сразу и почувствовал себя неловко, как на похоронах. Насмотрелся он на такие глаза у женщин Карабаха и у сербок, чьи мужья и дети по чужой злой воле оставили земную юдоль…
– Вот вам ключ. Дверь закрывайте только на один оборот, а то потом без слесаря не открыть.
Скиф не сдержался, хмыкнул. Он открывал и не такие двери.