Леонид вздохнул:
– Как только страна стала трещать по швам, тут многое стало странным. Расскажи командиру, может быть, он просветит тебя.
Когда они вошли к полковнику, тот слушал последние извести. Голубев удивился тому, что узнал голос одного из журналистов радио «Свобода». Офицер повернулся к вошедшим, поздоровался и кивнул капитану:
– Вы свободны.
Потом он пригласил Голубева к столу и, сев рядом с ним, заглянул в его глаза:
– Вы вели вчера записи?
– Да.
– Они целы?
– Да, я их прослушал два раза – так обычный треп без повода. Секретарь, как я понял еще вчера, может говорить часами, не передавая никой информации.
– И, тем не менее, вы чем-то сильно озадачили его вчера. Мы приехали за вами в таком срочном порядке только из-за того, что мне сообщили, что вы можете исчезнуть, потеряться.
– Потеряться? Чушь какая-то, – Голубев дернул плечами и огляделся. Часы показывали начало седьмого. На календаре стояли день и год. В кармане его рубашки лежали удостоверение и мандат из ЦК КПСС, – почему?
– Это обычная человеческая логика – все, что видишь в первый раз или не понимаешь – вызывает страх и желание прихлопнуть, сбросить, пристрелить. Вспомните, как вы относитесь к пауку, незнакомому жуку, змее.
– Ничего себе сравнения. Я, коммунист, журналист, приехал в обком партии и стал походить на страшного гада?
Полковник положил руку на колено Голубева:
– Вы восприняли мои слова несколько утрированно. Я говорил лишь о простейшей человеческой реакции, но относительно вчерашнего случая.
Голубев смотрел на командира отряда и думал о том, что впервые встречается с таким проявлением того, что называется сдвигом на профессиональной почве. Журналист был совсем не молод и за свои сорок пять лет повидал достаточно много людей, чтобы делать такой вывод. Он заметил, что многолетняя работа, к примеру, врачом, заставляет профессионала в первую очередь видеть болезнь и ее последствия в человеке, а уже потом все то, что принято считать интеллектом. Он встречал милиционеров, которые чуть ли ни в каждом повстречавшемся им человеке видели потенциального преступника, но вот, чтобы пограничник?..
Селезнев улыбнулся:
– Вы зря думаете, что у меня шпиономания или скрытая шизофрения. Тут во все времена процветали кумовство и взяточничество. Насколько я могу судить, при Брежневе все это достигло предела беспринципности. В местной чиновничьей среде сложилась четкая шкала ценностей и стереотипов, отличных от нормы. Все началось с того, что к власти допускались представители только тех родов, которые верой и правдой служили Советам. Потом эта система получила продолжение, став наследственной в размерах областей, городов и районов. Далее ее разнообразили тем, что оценили сколько человек, претендующий на определенную должность, должен заплатить тому, от чьего решения зависит дать ему это место или нет. В последние годы правления Леонида Ильича сложилась еще одна пирамида выкачивания денег. Ко всему, что я сказал добавилось то, что теперь любой человек, сидящий на какой-то должности, будь то учитель или секретарь ЦК республики, должен был ежемесячно передавать вышестоящим лицам определенную мзду.
По худому лицу офицера прокатилась судорога усмешки:
– Вы что не слышали об этом?
ebooksa