Тигр в стоге сена

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я вам дам одну книжку, – отмахнулся секретарь, – там у меня все написано. Факты проверенные – сам собирал и книжку сам писал.

– Это интересно, – Голубев поднял брови.

– За встречу!

Это был удивительный разговор.Он скакал с перестройки на историю партии, с философии на математику, как оказалось, секретарь когда-то заканчивал Ашхабадский мехмат и какое-то время работал учителем. Они говорили о моде и последних работах Ленина. Голубева забавляло, что его собеседник совершенно не отвечал на вопросы и не говорил ни о работе своего обкома, ни о своей области. Перемены горячих блюд ознаменовывались появлением мужчин. Неслышно, откуда-то из-за спины его собеседника появлялся человек с подносом, полным золотистого плова или десятком палочек шашлыка. Еду, как заметил журналист, носили трое мужчин. Он несколько раз порывался спросить чем вызваны смены официантов, хотя по всему было видно, что это были работники обкома. Поначалу он записывал разговор, надеясь утром выжать из него хоть какую-нибудь информацию для будущего матариала, но, исписав две кассеты, положил диктофон в сумку.

За окном потемнело и, Голубев, недоумевая, посмотрел на часы. Оказалось, что их еда-беседа продолжается уже четвертый час. Он чуть не вскочил:

– Простите, уже девятый час, похоже, я нарушил все ваши планы – рабочий день уже закончился?

– О чем вы говорите?!– Вскричал секретарь, – у нас день не нормирован. Иногда мне приходится сутками не выходить из кабинета или не вылезать из машины.

– Но вам нужно отдохнуть.

– А вот это вы правильно заметили, – хозяин кабинета щелкнул пальцами и поднялся, – сейчас и поедем отдыхать.

Они вышли из комнаты, прошли через кабинет. Голубев отметил, что секретарши в приемной нет, но за ее столом сидит один из тех, кто приносил еду. Увидя их, он вскочил и, склонив голову, сказал:

– Все готово, машина ждет вас внизу.

На площади перед обкомом не было ни одной машины. Из пустыни тянуло жаром уходящего дня. Голубеву вдруг показалось, что все люди исчезли и он остался один в целом свете. Ему стало тоскливо и страшно. Журналист поднял голову к небу. В его пыльной голубоватой глубине краснели две полосы – то ли росчерки облаков, то ли инверсионные следы самолета. Он вспомнил, что его старая бабашка, увидя такой закат, говорила : «завтра будет сильный ветер». И сейчас он сказал тоже самое.

– Ветер? – Удивился секретарь, и Голубев понял, что он не один, – в это время у нас дует только один ветер и тот – на рассвете. Едем.

Они сели в машину и медленно поехали куда-то в сторону гор. В машине был холодильник, набитый бутылками чешского пива. Они пили холодной, горьковатый напиток и чему-то смеялись, но Голубев чувствовал, что непонятная тоска медленно сжимает его сердце. Что было дальше, он помнил отрывками. Было много людей. Все пили и ели. Играла какая-то незнакомая музыка. Потом появились танцовщицы в полупрозрачных туниках и шароварах.

– Ну, – спросил кто-то, – какую хочешь, или возьмешь двоих, троих?

– А, может, он любит мальчиков? – прозвучал чуть ли ни в ушах какой-то сладковатый голос.

– Нет, – возразил первый, – он говорил, что ему больше нравятся пухленькие блондинки с круглыми коленками.

– Хорошо, – приказал неожиданно появившийся рядом секретарь обкома, обнимая его за плечи, и Голубев почувствовал его тяжелое дыхание на своей щеке, – пусть с ним идут Леночка и Катя…

Потом был какой-то провал, но он помнил, что из зала не выходил и ни с кем не уединялся. Только один раз чей-то женский голос прошептал ему на ухо:

– Пожалуйста, думайте о том, что говорите, тут даже бред может стоить головы.