— Никого нету. Завтра приходите.
— Завтра я уезжаю. Мне сегодня надо с братом родным попрощаться, понимаете? Сегодня! Я только утром узнал, что он погиб!
— Ничем не могу помочь. Обратитесь в абдм… амдм… в амсрацию кладбища!
— Хорошо. В таком случае — где она, эта администрация?
— Я же вам объясняю: никого нету! Кондратьев снова замычал и начал валиться на пол. Заливако подхватил его под мышки.
— А вы не можете мне помочь?
— Мы — рабочие, — ответил Заливако грубо. — А ты бы, мужик, еще бы позже пришел! Восьмой час уже!
Он мутными глазами смотрел на Шредера и беззвучно ругался. Его землистого оттенка лицо заросло двухдневной щетиной, под вздернутой «заячьей» губой торчал желтый зуб.
Брезгливо принюхиваясь к запаху сивухи, Шредер приблизился и достал из бумажника две десятидолларовые купюры.
— Знаешь, что это такое? — Он поднес их к самым глазам Заливако. — Получишь еще пятьдесят баксов, если сегодня покажешь мне могилу.
Рабочий отпустил своего пьяного товарища и взял деньги. С минуту он рассматривал их, даже поднимал на свет.
— Пятьдесят говоришь, дашь?
— Дам, если поторопишься.
— Ладно… — Заливако убрал деньги в карман и подошел к столу. — Как, стало быть, фамилия брата?
— Петров. Алексей Петров. Он похоронен недавно…
— А точнее? — Заливако уселся за стол и достал из ящика амбарную книгу.
— Точно не знаю, но недавно. Неделю или две назад.
— Петров… Петров… — Могильщик дрожащими пальцами переворачивал страницы и, прищуриваясь, вглядывался в строчки. — А, вот. Есть такой. Петров, Алексей Михайлович… Пятнадцатого июля… Скончался девятого седьмого девяносто шестого…
— Это он! Он! — Шредер выхватил у него книгу. Напротив фамилии «Петров» стояли даты рождения и смерти. Покойнику было двадцать шесть лет, почти двадцать семь!
Немец вперился глазами в Заливако.