Мухи обрушились на роту всем скопом.
Много ли проку отмахиваться от комаров в чукотской тундре? Тем более — отбиваться от мух в африканской деревне.
Мухи черные, здоровенные. Их раскормленный вид говорил о том, что жители не слишком щепетильны, когда дело касается отбросов. Сваливают их где только можно. Справляют большую нужду где придется.
Командир роты вспомнил, что читал о специальных топориках, которые носили при себе люди в библейские времена в библейских местах. Там тоже полупустыня. Едва древний человек чувствовал соответствующие позывы, как уединялся и рыл топориком ямку. А после засыпал ее. «Мухам в ту пору сесть было некуда», — с ностальгическим вздохом подумал капитан.
Наконец рота охватила полукольцом скопление лачуг.
— Стой! — передал по цепи капитан.
Лачуги удивительно смахивали на вигвамы из фильмов гэдээровской киностудии «ДЕФА» об индейцах. Кажется, это были пучки пальмовых листьев, обмазанные глиной. Оттуда не доносилось ни звука. Только мухи целыми авиадивизиями завывали над головами.
— Слева и справа по двое вперед марш!
Десантники с автоматами на изготовку задвигались среди лачуг. Здесь не было даже собак. Тропинки, имевшие, очевидно, назначение улиц, усыпаны всевозможным хламом. Впечатление такое, будто жители впопыхах бежали, захватив самое-самое необходимое.
Каждая улочка-тропинка струилась среди пальмовых жилищ и вдруг раздваивалась. Спустя двадцать метров раздваивалась каждая из новых улочек. И так далее.
Поворот, еще поворот.
Одно из двух: либо негритосы действительно бежали, либо устроили засаду. Ждут, когда рота рассеется по деревне. Потом на каждого солдата навалятся десять черномазых…
Поворот, еще поворот. В гробовом молчании солдаты мелькали среди лачуг, заглядывали в смрадные недра, переступали через брошенную утварь. Скрипела пыль под крепкими ботинками. Предзакатное солнце в свирепости, кажется, не уступало полуденному.
«Нас перебьют поодиночке, — как бы само собой зазвучало в голове у Кондратьева на очень известный мотив. — „И залпы башенных орудий в последний путь проводят нас…“ Тьфу, чертовщина! Нет тут никого. Бежали, когда увидели наш привал. У нас один Серега Иванов вместо Зоркого Сокола, а у них любой вдвое дальше видит. Никакой бинокль не нужен. У белых все в мозги ушло. Слух, зрение, обоняние — вместо всего этого у белых мозги. Интеллект. Распухший, как раковая клетка…»
Неожиданно за очередным поворотом капитану открылась площадка. Посреди площадки высилось здоровенное дерево неизвестной породы, кряжистое, как дуб.
Должно быть, площадка заменяла жителям площадь точно так, как тропинки заменяли им улицы.
Рядом с деревом что-то стояло… Кто-то стоял. Если бы дело было где-нибудь в Италии, можно было решить, что площадь украшена статуей. Стоит статуя в лучах заката. А вместо головы торчит лопата.
В ста километрах от Порто-Ново, на седьмой параллели северной широты, статуи не в ходу. Не родит скульпторов дагомейская земля. А родит она в основном пальмы. Пальмовое масло — главный экспортный продукт. Что хорошего нашло в этой Богом забытой дыре начальство?
Из щелей улиц на площадку выходили солдаты. Вот он, центр деревни. Можно радировать наверх о занятии населенного пункта Губигу. Не опуская автомата, капитан Кондратьев приблизился к статуе.
А та вдруг обрела черты старого негра.
ebooksa