Вор (Журналист-2)

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ишь ты, какие мы нежные! — засмеялся было Колбасов, но натолкнулся на внимательный, изучающий взгляд Серегина и осекся. — Ладно, ухожу-ухожу-ухожу! Не буду мешать… Но вы же недолго тут… Все вроде уже готово…

— Недолго, — угрюмо буркнул старик и снова покосился на сигарету. Колбасов вышел.

Барон помедлил немного, а потом резко обернулся к Серегину и сделал ему знак рукой — наклонись!

Журналист не удивился, видимо, ждал чего-то подобного, после того как во время первой встречи старик дал ему понять, что их, возможно, слушают. Он нагнулся к Барону, и Юрий Александрович торопливо зашептал ему на ухо, обжигая щеку журналиста горячим дыханием:

— Слушай, парень, та тема про Эрмитаж, что я тебе в прошлый раз сказал, не фуфло, там действительно копии вместо подлинников висят! Я хочу, чтобы ты воспрепятствовал вывозу одного такого холста.

— Почему я должен вам верить? — шепнул в ответ газетчик. Юрий Александрович нетерпеливо дернул головой и схватил Серегина за руку.

— Потому что у меня есть доказательство — «Эгина» Рембрандта!

Журналист так округлил глаза, что Барон дернул его за руку и не дал ничего сказать, лихорадочно шепча:

— Я ее на одной хате взял у кореша моего бывшего — наказать хотел за блядский поступок. Думал — копия, а оказалось — подлинник. Дружок этот бывший — Миша Монахов, помощник депутатский… За ним Витька Антибиотик стоит и Амбер… Менты меня в камеру из-за картины этой забили, а валютную тему для отмазки нацепили внаглую! Они меня на «Эгину» колют, обещают волю, если я ее сдам. Только я им не верю: пришьют меня сразу, как картину отдам, а «Эгина» за кордон уйдет…

Старик вдруг отпрянул от Серегина, зашелестел страницами с текстом статьи и сказал громко:

— Хорошо, видно, что постарались понять меня… Вот это мне в ваших заметках и нравится — искренность. Пока все правильно написано, ничего не переврали…

— Так к тому, что вы рассказывали, и добавлять ничего не надо — и так интересно, — подыграл Барону газетчик, и они снова сблизили головы.

— Не верь ментам, — шептал Юрий Александрович. — Они меня на «Эгину» раскручивают нелегально, без предъявления… Значит, не в музей вернуть хотят, а Мишке с Антибиотиком.

— Кто такой Антибиотик? — не понял Серегин, но вор, досадливо сморщившись, только рукой махнул:

— Потом! Колбасов — пешка, он всей темы не знает, у них где-то на самом ментовском верху прикрытие, только я не знаю кто…

Юрий Александрович вдруг с усилием сглотнул, словно у него ком встал в горле, казалось, вот-вот захлебнется кашлем, но усилием воли старик подавил приступ и снова зашептал:

— Мне один хер помирать, я-то пожил, а они за Рембрандта Ирку мою замочат… У нее картина, понял? Забери у нее холст, устрой шум, пресс-конференцию сделай: чем больше кипеж поднимется — тем лучше, тем больше шансов, что тему эту не замнут, а размотают… Глядишь, и до Витьки нитка доведет…

— Какого Витьки? — В глазах журналиста мелькнуло сомнение, и старик понял, что его торопливый шепот может показаться парню бредом безумца.

— Времени нет, паря, ты не думай, я не тронулся, просто сказать тебе много надо, а все объяснить не успею… У Ирины спросишь, она остальное доскажет… Придешь к ней, скажешь, что послал тебя Юра, главный эксперт по экспроприации антиквариата — она меня так называла, понял? Потом скажешь, что глаза у нее как у ренуаровской «Актрисы», запомнил? Это как пароль будет, что ты действительно от меня… Недоверия в глазах Серегина стало меньше, и он кивнул старику:

— Понял… Где мне вашу жену искать? Барон снова стал задыхаться, лицо его налилось малиновой краской, и он еле слышно просипел: