Ночь Стилета-2

22
18
20
22
24
26
28
30

Так прошло несколько часов, и ее состояние лишь ухудшилось. И еще начала возвращаться боль.

Наверное, все же таблетка бы сейчас не помешала.

Вика давно уже не пользовалась судном — туалетная комната находилась рядом с ее спальней здесь же, на втором этаже, но без помощи Аллы она пока не могла добираться туда. Вика схватила медный колокольчик, который лежал на тумбочке рядом с ее кроватью, и начала звонить в него. Громко звонить, бешено трясти.

«Мне нужен врач», — мелькнуло у нее в голове. Какой-то странной приливной волной вдруг подкралось необъяснимое чувство страха. На лбу выступили капельки пота. Холодного пота.

Алла вплыла в ее комнату через несколько минут, показавшихся Вике часами.

— Ну и к чему так шуметь? — поинтересовалась она бесцветным голосом.

— Мне нужно в туалет, — сказала Вика.

Алла изучающе вглядывалась ей в глаза. Нотки раздражения, вот-вот сваливающегося в истерику, не остались для Аллы незамеченными.

— Хорошо, — отозвалась Алла, — пойдем в туалет.

Вика молчала. Потом произнесла слабым и словно осипшим голосом:

— Мне не надо в туалет. Мне… очень плохо. Больно.

Алла взяла с тумбочки настольное зеркало и молча протянула Вике. Та отвернулась. Алла поставила зеркало ближе, повернув его к Вике.

— Ты не хуже меня знаешь, что тебе надо на самом деле. Подумай об этом как следует.

Вика сжалась под простыней, волны озноба прошли по ее телу. Губы стали тяжелыми и слиплись. А рот, наверное, был той самой темной расщелиной…

Дверь с щелчком затворилась. Алла вышла.

Вика посмотрела в зеркало. Выглядела она неважно. Бледность имела какой-то землистый оттенок, под глазами выступили прожилки синяков.

«Ну что, дружочек, ты стала наркоманкой, да? — сказала себе Вика. — Ты стала наркоманкой, и это признаки самой настоящей ломки». Она все еще продолжала смотреть в зеркало, а целый поток крупных слез уже скатывался по ее щекам.

Ей было плохо, очень плохо. Она подумала, что все, все в этой жизни бесполезно, они уничтожили ее, превратили в тряпку, в больное послушное животное, готовое на все ради пары продолговатых капсул нарозина.

Она плакала беззвучно, а если звуки иногда и вырывались, они были похожи на поскуливание.

«Мои бедные, мои маленькие… Кто теперь позаботится о вас?» Как она могла? Как она позволила так с собой поступить?! И мысль о нарозине выглядела спасением. Чудесный, самый желанный на свете горьковатый вкус, который положит предел ее мучениям, ее страхам и приглушит разрывающий ее мозг и ее сердце вопрос: «Что теперь будет с моими детьми?!»