Обратный отсчет

22
18
20
22
24
26
28
30

Рыжий все это проигнорировал. Филя заметил, что новеньким очень не понравился их класс, но и меж собой они не контактировали. Второй лишь придурочно улыбался и вроде неплохо успевал — может, тоже из маменьких сынков? Филя еще не решил, определить ли эту парочку в изгои или жаловать в «шестерки», когда тихий Игнатик, Воронов, наделал непоправимых глупостей.

Марина Власова… Это была единственная Филина слабость. В отличие от многих своих сверстников Филя уже давно имел сексуальные контакты с девочками, опоенными портвейном «777». Но Марина оставалась недоступной. Она была секретарем их комсомольской организации, отличницей и якшалась с «центровыми». Театры, музеи, тусовки на квартирах богатеньких сынков. Филе был закрыт доступ в этот мир. Ее родители являлись «сучьей интеллигенцией», как выражался Филин папа, и, хоть они жили здесь, на окраине, Марина не имела в классе настоящих подруг. Она была доброжелательна и поддерживала со всеми хорошие отношения, но подлинные ее интересы были там — в центре огромного города, отгородившегося от таких, как Филя, своими манящими огнями. Филя чувствовал, что между ними пропасть, что эта девочка всерьез решила вырваться из их района туда, где горят запретные огни большого города, и за это он ее ненавидел, обожал и был готов бросить к ее ногам всю созданную им диктатуру.

— Вон, твоя недотрога пошла, — говорили Филе сотоварищи.

Всего через десять лет такие, как Филя, сядут в «шестисотые» «мерседесы» и возьмут штурмом гордые вожделенные огни. И надменная крепость на деле окажется такой легкодоступной. И многие Марины Власовы начнут свою вечную женскую охоту за новыми завоевателями, утешая свою гордыню тем, что это — молодые варвары, несущие кровь победителей в отличие от заумной, одряхлевшей и анемичной старой аристократии. Но это случится через десять лет, а сейчас Филя понимал, что барьер между ними неопреодолим. И какова же оказалась наглость этого новенького, когда сначала Филе стуканули, что видели их с Мариной в кино, — он тогда впервые сделал вид, что его это не касается, и не применил репрессий, — а потом, когда они ехали вместе в метро, Филя, не понимая, что с ним происходит, почему-то обрушил репрессии на второго новенького, на рыжего, благо повод всегда найдется. А потом и произошло то, самое непоправимое. Игнатик Воронов проводил Марину Власову домой. Времени было около одиннадцати вечера. Они целовались у подъезда.

— Все, он труп, — сказал Филя. — Покараю падлу.

На следующий день он чуть было в самом деле не исполнил свою угрозу.

Игнат Воронов держал ее за руку, и они о чем-то увлеченно болтали. У подъезда Марина обернулась, и Игнатик привлек ее к себе.

— Не надо, — прошептала Марина, и Филя, притаившийся с компанией в густой темноте автомобильных гаражей, ухватился за это «не надо» как за спасительную соломинку.

Воронов обнял ее за талию и прижал к себе.

— Не надо, — снова прошептала Марина, подаваясь вперед и подставляя губы для поцелуя.

Филя с горечью понял, что является свидетелем их устоявшейся игры. Целовались они долго, и Филе иногда казалось, что сейчас он убьет их обоих. Потом Марина ушла, прошептав перед этим то, что Филя запретил себе услышать. И когда Воронов с малахольно сияющими глазами приблизился, дорогу ему перегородил Сущенко. Филя его считал одним из самых верных «шестерок» и даже подумывал, чтобы приблизить к себе.

— Привет, Воронов.

— Сущенко… Саня? Здорово.

— Не поздновато гуляешь?

— А что?! — Воронов продолжал улыбаться.

— Тут с тобой переговорить хотят. Зайдем за гаражи…

— Пойдем.

Он зашел в темноту гаражей, и в следующий миг из его глаз посыпался сноп искр. Удар был нанесен кастетом, и он даже не успел закрыться. Дальше удары последовали со всех сторон, потом его, уже лежащего, били ногами. В какой-то момент ему показалось, что он может сейчас задохнуться, а потом, неподвижного, его перевернули, и в размазанном лунном свете он увидел склоняющееся к нему лицо Фили.

— Ты, мудак… Еще раз увижу рядом с этой телкой — пи…ц! Урою, падла! Понял меня? А если стукнешь — сойдешь в могилу, гандон. Понял?!

Он ничего не отвечал и лишь смотрел на Филю глазами, превратившимися в узкие щели от припухлостей, перепахавших его лицо.