Тропа барса

— О «Каменном госте»?

— Нет. Я могу говорить с тобой серьезно?

— Серьезно? Интересно, о чем?

— Об этой девочке. И о тебе.

— Марго, не бери в голову, это чистый бизнес.

— Именно поэтому. Я не хочу, чтобы она участвовала в твоем чистом бизнесе.

— Да?

— Да. Аля этого не переживет.

— Марго… Ты ошибаешься по поводу этой девчонки. Она способна выживать в таких условиях, что… Знаешь, каждый человек выбирает себе тропу. И идет по ней. Люди — как звери. Есть змеиные тропы, есть — кабаньи. И есть тропы одиночек, тропы барсов. Они охотятся высоко в горах и иногда упорно стремятся к снежным вершинам. Там нет для них ни еды, ни питья — ты знаешь, снег в горах совсем не то, что вода, он не утоляет жажды… Тем не менее эти дикие кошки карабкаются по неприступным склонам, пока не обессилят. Они не хотят погибать, гнить, они хотят бессмертия. Может быть, бессмертие и представляется им заоблачной снежной вершиной?.. Тела барсов не подвержены тленью, их не растерзают ни шакалы, ни волки, шкуры их не достанутся кому-то украшением или одеждой. Барсы не умирают, они уходят. В вечность. Как люди, идущие их тропой. Маэстро прикурил, чиркнув длинной спичкой, закончил:

— Эта кошечка может пережить всех. Пока не решит, что ей пора туда, к вершине.

— Все это слова, Маэстро…

— Поверь мне, я давно не ошибаюсь в людях.

— Может быть. Только… Сейчас она устала. Отпусти ее.

— Это невозможно, Марго.

— Маэстро… Может, ты и гений, но ты безжалостен.

— Как всякий гений, — пожал плечами тот.

— Сделай исключение.

— Исключение? Из чего? Из чего я могу исключить эту девчонку? Из жизни?

— Ради Бога, не устраивай очередное шоу… — Шоу? А что есть вся наша жизнь, как не шоу? Закат (империй сопровождается общим психозом: люди ничего не хотят знать, кроме шутовского представления! Вот только для водевиля в нем слишком много крови. Впрочем, и это не ново. Особенно на закате империи. Ты вспомни, Марго, чего хотели римляне? Хлеба и зрелищ! И — ничего больше!

Нахлебавшись из корытца, они шли смотреть на кровь, на реки крови, и их любимцем становился тот император, что проливал ее больше! Нет, не на полях сражений — в цирках! Люди… Что может быть сладостнее для них, чем видеть чужую смерть?!