Сармат. Кофе на крови

22
18
20
22
24
26
28
30

С протоки доносятся приглушенные голоса и плеск воды. Сарматов осторожно раздвигает ветви куста. Картина, представшая его взору, поднимает волну гнева: две обнаженные студентки сидят по горло в воде, одна стирает, а еще одна, обнаженная, длинноногая, делает на берегу гимнастику. При виде черной фигуры, материализовавшейся из зарослей, из горла гимнастки рвется крик ужаса, но Сарматов успевает зажать ей рот рукой.

— Завтра вас выпорю за самоволку! — говорит он ей на ухо. — Гусанос вот-вот будут здесь, поняла, Афродита?! Забирай своих подружек и немедленно дуй в лагерь!.. Поняла?

Сарматов отнимает руку от лица девушки.

— Поняла, Скиф! — кивает она.

— Я не Скиф, а Сармат!

— А я не Афродита, а Рита! — говорит она и, спохватившись, прикрывает наготу руками.

На их голоса из-за кустов выглядывают остальные студентки.

— Брысь в лагерь, поганки! — командует им Сарматов.

Подхватив одежду, студентки убегают в сумерки сельвы.

Обшарив биноклем протоку и противоположный берег реки и не заметив ничего подозрительного, Сарматов машет рукой. Десять черных фигур бесшумно погружаются в воду.

Резкий порыв ветра проносится над сельвой, по глади реки идет рябь, которая стирает отражающиеся в воде сполохи вечернего неба. На реке расплываются круги от первых капель начинающегося дождя, и вскоре и река и сельва скрываются за плотной завесой теплого, тропического, муссонного ливня.

После пронесшегося муссона ночная сельва и река живут загадочной и неведомой жизнью. Слышатся беспокойное бормотанье обезьян, вскрики ночных птиц, всплески воды и непривычные голоса диких зверей. В звуки ночной сельвы вплетается тихая джазовая мелодия — по берегу идут двое в камуфляжке с оружием. В руке одного — транзисторный приемник. Подойдя вплотную к берегу, люди пристально вглядываются в темень над рекой, о чем-то говорят и громко смеются, не замечая появившихся за их спинами двух черных фигур. Когда их безвольные тела запрокидываются на луговинку у кромки воды, Сарматов, вытирая о траву нож, бросает Алану:

— Снимаем с них хламиды и переодеваемся!..

Оглядевшись, он подходит к стоящему в воде дереву и стучит по его стволу. На стук, словно привидения, из воды появляются еще несколько масляно-черных фигур.

— Баллоны оставляем здесь. Запомните это место, ориентируйтесь по дереву! — говорит Сарматов. — Силин, где ты?..

— Тут я! — откликается тот, вытаскивая из воды на пару с Бурлаком тяжеленные рюкзаки.

— Переодевайся и обнюхай дорогу, как бы на мины не напороться! — приказывает Сарматов и поворачивается к обступившим его черным фигурам: — Все запомнили — обратно выбираемся не дожидаясь друг друга! В случае большой дырки — пуля в рот!.. Ясно?..

— Ясно, командир! — отвечают бойцы.

Через прибор ночного видения как на ладони проглядывается вилла, стоящая на пригорке. Окна, закрытые жалюзи, освещены изнутри. Рядом стоит покрытый маскировочной сеткой вагончик, над которым возвышается лес антенн. Вилла обнесена деревянным забором, затянутым поверху скрученной колючей проволокой. Над забором возносятся к небу опоры с укрепленными над ними телекамерами. Рядом, за забором — разлинованная вертолетная площадка с дремлющим на шасси-салазках вертолетом, на фюзеляже вертолета — звезда американских ВС.

— Точно, я же говорил — коммандос! — шепчет Сарматов лежащему рядом Алану, переодетому в униформу «зеленого берета». — Часовой у шлагбаума твой!..