Чиун высунулся из окна.
– Что ты там увидел?
– Интересно посмотреть, как это делается теперь. Во времена моей молодости люди использовали быков.
– А что, в те дни в Корее действительно уже были поезда?
– Ну да. В Пхеньяне их называли «ки-ча», то есть «паровые экипажи». А мы называли их «чеол-ма».
Ученик покопался в памяти, стараясь вспомнить значение слова.
– Железные кони.
– Правильно. Мы называли их железными конями.
– Забавно! Точно так же их называли индейцы в годы строительства трансконтинентальной железной дороги.
– Ничего удивительного, Римо. Здесь когда-то жили мои предки.
– Ну-ну, перестань, Чиун. Если один из твоих предков пересек Берингов пролив и тут поселился, это еще не значит, что все индейцы Америки корейского происхождения.
– Но я сам читал! Ваши же историки утверждают, что Америку заселили корейцы.
– Слышал бы тебя Лейф Эйрикссон[5]. Или хотя бы Колумб.
– Я знаю, что говорю. Здесь простирались лишь пустынные земли, пока их не освоили корейцы. Мы заселили пустыню, чтобы восстановить гармонию. А потом пришли белые люди и принесли с собой зло.
– Насмотрелся сериала Кевина Костнера, – хмыкнул Римо.
– Да, белые люди причинили много боли родичам моих предков. И я помышляю о том, чтобы Император Смит вернул мне землю, украденную у моих отцов.
– Как же! Жди-дожидайся.
– Ты не понял, Римо. Я не претендую на все земли. Я говорю только о западном побережье Кутсен-реки.
– Где это? – удивился ученик. Он знал, что «кутсен» по-корейски означает «грязный».
– Вы, захватчики, назвали эту реку Миссисипи, – с презрением процедил старик сквозь зубы.