– Эта девочка пережила такое, что лучше оставить несказанным, – вмешался в разговор Чиун.
Санни Джой посмотрел на девушку с глубокими карими глазами и перевел взгляд на Римо.
– Вот что я тебе скажу, – произнес он наконец. – Мне уже немало лет. Ты поменяешь мне колесо – и по рукам.
И они ударили по рукам.
А пока Римо менял колесо, Санни Джой склонился над своей внучкой.
– Как тебя зовут, златовласка?
Она посмотрела на него с растущим любопытством.
– Фрейя.
– Что это за имя такое, черт возьми?
– Так назвала ее мать, – отозвался Римо.
– А где она?
– В багажнике, завернутая в простыню.
– Похоже, у нас сразу будет и радость встречи, и похороны.
Повернувшись к Чиуну Санни Джой спросил:
– Стоит ли спрашивать, что все это значит?
Взглянув на Римо, возившегося с колесом, Чиун сказал:
– Нет. Не спрашивай. Не спрашивай никогда.
Похороны были простыми. Над песчаной могилой сказали несколько слов, и это было все. Не было знака над могильным холмом и не было слез. Слишком силен был удар, чтобы были слезы. Они придут потом. Солнце в молчании клонилось к закату, и тени от канделябров кактусов становились длиннее – черные тени горя.
Когда все закончилось, Римо один ушел в красную песчаниковую пустыню, и каждый понимал, что идти за ним не надо.
Вернулся он через три дня с таким обгоревшим лицом, какого Чиун у него никогда раньше не видел.