— У меня было по-другому, — вымолвил Виктор. — Работа — дом, вот и весь маршрут.
— А чем занимался? Извини, конечно, что лезу…
— Музыкой, играл на саксофоне.
— Серьезно? — Рублев с уважением относился к людям, умевшим делать недоступные для него вещи. — В оркестре?
— Нет, в кабаке.
— Я где-то слышал, что у слепых обычно стопроцентный музыкальных слух.
— Тогда я еще был в норме.
«Ладно, молчи уже, а то все время попадаешь куда не надо», — сделал себе выговор Рублев.
Повернулся к стенке, чтобы, наконец, уснуть.
«Плохо, брат. Разбередил человека, а теперь бросаешь одного, наедине с прошлым.»
— Виктор, слышишь? А как играешь: по нотам или на слух?
— Все равно.
«Чего ты тогда здесь потерял? Неужели в целом городе не нашел бы работы? — подумал Рублев, но промолчал — чужая душа потемки».
— Когда стояли под Тузлой у нас был в отряде один серб. На обыкновенной дудочке такое выдавал.
— У каждого свой инструмент.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ИНСТРУМЕНТ ДЛЯ ДУШИ
В девять часов вечера Борис Рублев сошел с автобуса возле девятиэтажки на Большой Академической. Возле подъезда прогуливала собачонку женщина в куртке с капюшоном. На автомобили во дворе тихо падали осенние листья.
Рублев волновался больше, чем перед боевой операцией. Волновался потому, что чувствовал себя не в своей стихии. Он уже поднимался на шестой этаж когда услышал за дверью голоса. Квартира Виктора оказалось занятой. Кто и как сумел это провернуть — разбирательство придется отложить на потом. Сейчас надо решить вопрос с инструментом.
Комбат спустился вниз, чтобы выкурить сигарету и успокоиться. Отправляясь в город, он ничего не сказал соседу, но все равно ощущал груз ответственности.