— Нет. Мне нравилась та, что читала Тютчева, сидя в скверике проходного двора. Я тогда даже представить себе не мог, что ты только что Адлерберга грохнула.
— Что делать? Я тогда просчитала, что вы можете меня достать на отходе, и решила повести себя интеллигентно. Побрызгалась дезодорантом, чтоб пороховой душок не унюхали, и уселась на лавочку. Правда, «дрель» была наготове. Тебе очень повезло, что ты не догадался.
— Здорово получилось, куда там! Особенно со стихами и с легким смущением. Ты всем видом показывала мне, что тут нечего ловить…
— Вот видишь, — Элен приподнялась на локте, — я как-то странно себя чувствую. Мне иногда даже неприятно то, что я говорю, но почему-то хочется сказать. Как будто кто-то за язык тянет. Полное ощущение двойственности… Вот видишь, у меня сейчас и язык иной, и, пожалуй, не хуже, чем у нее. Но мне не хочется быть проще!
— Да со мной то же самое, — неожиданно вступила в разговор Люба, которую мы считали уже заснувшей, — только у меня наоборот. Я хочу быть проще, даже побесстыднее, а не всегда получается.
— Давайте все-таки будем проще? — предложил я. — Не будем ломать голову
над психологией, иначе она перейдет в психопатию. — Идет! — согласилась Элен. — А что ты нам предложишь?
— Нежное ракодрючие… — заговорщицким тоном прошептал я.
И все еще раз завертелось по новой…
…Наконец я ничком упал в промежуток между липкими телами разметавшихся Тань, вяло обхватив обеих руками. Пошевелил их слипшиеся, сбившиеся в клубочки волосы и пробормотал в подушку:
— Лохматки вы мои…
— Гнусный котище… Жеребец… Павианчик… — шептали мне в уши справа и слева припухшие губки, легонько почмокивая меня в щеки.
Остывая, я постепенно ощутил легкое отвращение, которое все больше нарастало по мере того, как проходил угар. Меня явно перекормили за прошедший день и уходящую ночь: две бабы с таким темпераментом — это шутка! Как всякий строгий рационалист, я знал: этого не может быть, но ведь было!
За окном что-то сверкнуло, потом грохнуло. Гроза, вроде бы. И дождь, судя по всему, уже давно барабанит по стеклам. А мы и не слышали, когда это все началось. Балдежники!
Я поднял голову, поглядел на бесстыдно развалившихся баб. Поблекшие, одутловатые, помятые, с размазанными глазами. Запах от них шел тугой, грубый, неаппетитный. И неужели в этих шлюхах, ничем не отличавшихся от Соледад и Марселы, я увидел что-то особенное?
— Помыться еще разок нужно, — предложил я .
— Потом, — неопределенно махнула рукой Элен, явно засыпая, а Люба вообще промычала нечто нечленораздельное.
Гражданину Баринову спать еще не хотелось. Он очень желал смыть грязь и, попав наконец в просторную, отделанную лучшими итальянскими плитками ванную, с наслаждением встал под душ… Без особой щепетильности я воспользовался и шампунем и мылом, завернулся в огромное махровое полотенце. Освеженный, розово-матовый, я всунул ноги в пару резиновых шлепанцев и вернулся к бабам. Думал, что они уже дрыхнут, но фиг угадал.
— С легким паром! — поздравила Элен. — Теперь мы пойдем.
Они не стали одеваться и голышом, шушукаясь, зашлепали босыми пятками в ванную. А я надолго остался один. Плавки надел, уселся в кресло перед журнальным столиком. За окном уже не гремело, только тихонько брякал дождь. В принципе, не мешало бы поспать, но ложиться чистым в эту греховную, пропитанную потом, смятую и расхристанную постель не хотелось. Стало тоскливо, пасмурно, показалось, что все мерзко и тошнотворно. Прогуляться, что ли, по коридору? Посмотреть, куда завезли? Но майка и шорты куда-то завалились, а искать их было лень. «А выпить у них ничего нет? — подумал я.
ebooksa