Шестерки Сатаны

22
18
20
22
24
26
28
30

Номер был точно такой же, как у меня, только незаселенный, без мебели и вообще ремонтируемый. В нем стояли стремянки, ведра и банки с краской, потолок уже был побелен, две стены покрашены, одна, пестревшая белыми пятнами шпаклевки, подготовлена к покраске, а та, что с окном, сохраняла прежний цвет. К тому же старая оконная рама была выломана, а новая еще не поставлена.

Конечно, выпрыгнуть со второго этажа не было для меня большой проблемой. Какие-то четыре-пять метров высоты. Вопрос был в том, куда потом деваться. Сарториус, если еще жив, конечно, постарается прихватить меня с собой на прорыв. В том, что ему придется прорываться из кольца, сомнений не было. С другой стороны, мне было непонятно, почему Сорокин ведет бой по старинке, не применяя ГВЭП. Ведь тогда он сумел бы этих самых коммандос стравить между собой. Они бы постреляли друг друга, а когда патроны кончились, стали резаться и морды бить сами себе. Ан нет, идет огневая месиловка, как в доброе старое время. Что произошло?

Размышлял я над этим вопросом, уже укрывшись в санузле, наиболее надежном и безопасном месте. Здесь не было окон, двери плотно закрывались и запирались изнутри.

Конечно, и коммандос, и охранники гостиницы, совместно расстрелявшие Алехо, могли видеть, куда я запрыгнул. Но если повезет, то могут подумать, будто я выпрыгнул в окно. Если не повезет, то осмотрят номер и могут вытащить меня из моего убежища. Охранники, ежели им удастся пострелять коммандос, скорее всего убивать не станут, а утащат к Сарториусу. А вот ежели одолеют коммандос, то такой гарантии нет. Но все равно, спрятаться в защищенном от пуль месте безопаснее, чем прыгать из окна во внутренний двор, где тебя могут просто сдуру срезать все, кому не лень.

Автоматная трескотня из коридора слышалась минут пять, потом все стихло. Я отошел подальше от двери, ведущей в комнату, и постарался затихнуть. Уши, само собой, навострил. Внизу, на первом этаже, по-прежнему стреляли, поэтому мне приходилось напрягать весь свой слуховой аппарат, чтобы разобрать, происходят ли какие-то перемещения здесь, в непосредственной близости от моего убежища.

Шаги по коридору я услышал очень невнятно. Разобрать, кто именно топает, естественно, было невозможно. Шли крадучись, с опаской, не спеша. Потом ускорились — топ-топ-топ! — кто-то сделал перебежку. Должно быть, перескочил от одного дверного проема к другому. Топ-топ-топ! — еще перебежка. Похоже, бежал другой боец, по другой стороне коридора. Может, вовсе мимо пробегут?

Мечтать не вредно. Но мечты имеют свойство не сбываться.

Ш-ших! Бряк! Бу-бух! — стены и пол заметно тряхануло, с потолка посыпалась побелка, а в тонкой двери санузла возникло несколько рваных пробоин от гранатных осколков. Длинные щепки посыпались на плитки пола. Стену напротив дверного проема крепко пощербатило — куски недавно положенной стеновой плитки еще добавили мусора. Но это мелочи. Стой я у двери — и место в морге мне было бы обеспечено. Впечатление не из приятных.

Следом за взрывом послышался тяжкий топот и устрашающий нечленораздельный рев:

— У-о-а-а-а!

По многострадальной двери санузла лупанули две очереди. Дыр прибавилось, еще несколько плиток разлетелось на куски, мусору на полу стало намного больше, но до меня, зажавшегося в угол, точнее, в тесный закуток между стенкой, отделявшей туалет от ванной, и унитазом, ни одна рикошетина не долетела.

Потом по двери солидно грохнули ногой. Задвижка, однако, с первого удара не слетела, и некий бас солидно выматерился:

— Fuck it!

Не знаю, соображал ли я всерьез насчет отражения этой атаки. Скорее наскоро пытался догадаться: пришибут или калекой оставят? Насчет чего-либо более благополучного в голову ничего не шло. То, что я имею дело не с охранниками Сарториуса, мне уже было ясно, как дважды два. Те не стали бы швырять в комнату гранату и уж тем более — строчить по двери. Правда, в коридоре они пошарашили своего коллегу Алехо, но это был несчастный случай. В конце концов, меня-то они могли разглядеть. Не так уж было далеко, чтоб не понять, кто запрыгнул в дверь номера. Поэтому, если б им удалось завалить коммандос, то они бы вломились в номер вполне культурно и не беспокоясь за свои шкуры, поскольку знали, что у меня оружия нет и быть не может. Наверно, они могли бы и позвать голосом: мол, вылезай, сеньор-компаньеро, сейчас мы тебя к батьке Сорокину отведем. И вообще, я так думаю, эти ребята по-испански говорили бы. А тут типичный англо-американский мат.

Второй удар каблуком десантного ботинка задвижка не выдержала и с жалобным бряканьем полетела на пол вместе с прикреплявшими ее шурупами. Дверь настежь распахнулась, а сердце у меня очень тоскливо сжалось. Очень неприятно, когда хана кажется неизбежной, и нет никакой реальной возможности ее предотвратить.

Правда, тот самый господин, который так некультурно обращался с дверью, не очень торопился вломиться в санузел. Он, должно быть, понимал, что слишком торопливых иногда прошивают в упор или протыкают ножом, а о том, что у меня нет при себе ничего стреляющего и режуще-колющего, не знал.

— Дай гранату! — рявкнул он по-английски, обращаясь, должно быть, к своему напарнику.

— О"кей, — ответил тот. Я хорошо расслышал, как они копошатся, и с тупой обреченностью считал секунды. Ребята грамотные, скорее всего бросят гранату так, что мне ее перехватить не удастся. Может, меня и не достанет осколками, но глушанет капитально. В тесном помещении санузла меня может крепенько садануть воздушной волной об стенку, так, что дальнейшая жизнь покажется неинтересной и контрольная очередь в голову, которой меня обеспечат коммандос, будет выглядеть как акт гуманитарной помощи.

Однако все пошло совсем по-иному.

Испуганный вскрик сразу из двух здоровых глоток разорвал воздух. Я аж подскочил в своем укрытии, ибо нервишки и так были на пределе.