Атлантическая премьера

22
18
20
22
24
26
28
30

Оба храпуна, то есть Лосенок и Игорь, были на месте. Не знаю, как они протанцевали, но выпили, судя по исторгаемому духану, немало. Перешагнув через них, я спустился вниз и справил все, что надо. Можно было бы и обратно, но тут я услышал на улице приглушенные голоса.

— Все взяли? Веревка где?

— Андрюха понес. Давай лопату.

— Пошли.

Толяна было трудно с кем-то спутать. Вторым, кажется, был Миня. Судя по всему, и остальные были где-то здесь, должно быть, вперед ушли. Я хотел было позвать кого-то из них, но потом подумал: «А на фига?» Если они собрались куда-то своей компанией, то им посторонних не нужно. Однако очень уж было интересно, куда они поперлись глубокой ночью, да еще с лопатой и веревкой. И вообще, они же как будто собирались в Москву? Игорь даже говорил, что они уже уехали.

Любопытство заставило меня последовать за ними.

Поселковая улица была освещена как-то пятнами. Можно было и сто метров протопать в кромешной тьме, и даже больше. Фонари — по крайней мере те, которые горели, попадались редко. Стояла тишина, только где-то гудел трансформатор, да изредка побрехивали собаки. «Афганцы» в своих кроссовках шли почти бесшумно. Очень может быть, что их там, в горах, этому научили. Но все-таки я не терял их из виду, а сам двигался по обочине, по травке, чтоб не шлепать своими ботинками по асфальту.

Выходило, что они шли тем же маршрутом, что и днем, то есть в направлении кладбища. Что они там, решили по-тимуровски памятник ночью соорудить для Саньки Терентьева? Веревка, лопата… Это больше на гробокопательство похоже.

Чем ближе «афганцы» подходили к кладбищу, тем больше было сомнений — стоит ли за ними топать. Все-таки кое-какие страхи оставались, видать, непреодолимыми, несмотря на весь диамат и перемат, вместе взятые «Афганцы» могли делать все, что хотели, а мне-то это зачем? Любопытной Варваре, как известно, нос оторвали. Но кто-то управлявший мною дал команду «Не отставать!», и я следовал за Толяном и Миней ровно на дистанции в сто метров, не отставая, но и не приближаясь.

На воротах кладбища висел замок, но рядом в заборе было не меньше трех дырок. Около одной из них Толяна и Миню поджидали Андрюха и Костя. У них, как видно, была задача разведать обстановку.

— Никого, — доложил Андрюха, — сторож пьяный, спит, как сурок. Лезем?

— Веревка где? — это все Толян беспокоился.

— На себя намотал.

— А по-моему, это не дело… — сказал Костя

— Дело — не дело… Решили уже! Пошли! Если мы не правы — слава Богу. Если нет лезем!

И они полезли. Туда, в непроглядную тьму, где и днем было тоскливо, а ночью — просто жутко.

Но все же я последовал за ними. Осторожно подобрался к дыре, прислушался и сунулся. Про вурдалаков, вампиров, упырей и других кладбищенских обитателей я наслышался еще в детдоме страшных историй. Они из поколения в поколение передавались. Но больше всего в этот раз я опасался живых. При всем том, что Толян и другие ребята вроде бы были совсем неплохие, обмануться в них можно было запросто. Если они очень не хотят, чтобы об их тайне кто-то узнал, то могут и приложить усилия, чтобы «лишний» исчез совсем. Кладбище место удобное — закопают и скажут, что так и было.

И все-таки я пошел. Пользуясь темнотой и ориентируясь лишь по свету карманного фонарика, который зажег Толян, чтобы осветить себе путь. Они приближались к Санькиной могиле.

Назад «афганцы» оглядывались нечасто. Поэтому я рискнул и сократил расстояние, двигаясь за ними примерно в семидесяти метрах и стараясь держаться вблизи оградок, кустов и деревьев, чтобы не показаться на открытом месте.

Наконец они пришли. Я укрылся за каменной стелой, не обнесенной оградкой, и стал всматриваться туда, где тускловато светился фонарик.